Алан обернулся. Он вдруг рассердился на Тад а...  на  них  обоих.  Он
ощутил себя безжалостно загнанным в угол, а они,  черт  возьми,  не  имеют
никаких прав заставлять его испытывать такие ощущения. Это выглядело,  как
если бы он был единственным  представителем  Общества  верящих  в  плоскую
Землю, вдруг оказавшимся  среди  сторонников  версии,  что  Земля  все  же
круглая.
     - Я не могу объяснить ничего здесь... пока, -  сказал  шериф.  -  Но,
может быть, вы все же скажете мне абсолютно точно, откуда  этот  парень  -
реальный - произошел, Тад? Может быть, вы зачали его как-то ночью? Или  он
вылупился из яйца этих чертовых воробьев? Вы были  похожи  на  него  в  те
часы, когда писали романы под его вымышленным именем? Конкретно, откуда он
взялся?
     - Я не знаю, откуда он появился, - грустно ответил Тад. - Неужели  вы
думаете, что я бы скрыл это от вас, если бы знал?  Насколько  я  знаю  или
могу помнить, я был еще самим собой, когда писал "Путь  Мэшина",  "Голубые
из Оксфорда", "Паштет из акульего мяса" и "Дорога на Вавилон". Я совсем не
представляю, когда он  стал...  самостоятельным  и  отдельно  существующим
человеком. Он казался мне реальным, когда я писал за него, но только в  те
моменты, когда я писал эти романы. Можно  сказать,  я  принимал  это  дело
всерьез, но я не верил в него... когда сам не занимался его романами...
     Тад остановился и усмехнулся.
     - Всю свою жизнь я говорю о писании, - сказал  он.  -  Сотни  лекций,
тысячи аудиторий, и я не думаю, что я  когда-либо  говорил  просто  о  той
власти над писателем-беллетристом, которую имеют обе существующие для него
реалии: одна - это подлинный окружающий его мир, а другая -  это  мир  его
рукописи. Я даже не думаю, что мне  раньше  приходила  в  голову  подобная
мысль. А теперь я сознаю... ну... в даже, кажется,  совсем  не  знаю,  что
думать по этому поводу.
     - Не в этом дело, - сказала Лиз. - Ему  не  пришлось  стать  отдельно
существующим человеком до тех пор, пока Тад не попытался убить его.
     Алан подался вперед. - Ладно, Лиз, вы знаете Тада лучше, чем кто-либо
еще. Он действительно превращался из доктора  Бомонта  в  мистера  Старка,
когда писал эти криминальные романы? Он угрожал вам? Он  пытался  напугать
гостей на вечеринках свой складной бритвой?
     - Ваш сарказм никак не поможет  этому  обсуждению,  -  ответила  Лиз,
глядя на него с укором.
     Алан поднял обе руки в знак согласия и немого отчаяния -  хотя  шериф
не был уверен, что именно привело его в это отчаяние: они оба, он  ли  сам
или все они трое вместе взятые. - Я не хочу быть  саркастичным,  я  просто
пытаюсь использовать это  небольшое  словесное  шоковое  лекарство,  чтобы
показать вам самим, как безумно звучит все, что вы оба утверждаете  здесь.
Вы доказываете мне, что какой-то чертов литературный псевдоним вдруг ожил!
Если вы расскажите  ФБР  хотя  бы  половину  этой  дребедени,  они  начнут
проверять законы штата Мэн по непроизвольным погребениям!
     - Ответом на ваш вопрос будет "нет", - сказала Лиз. - Он не бил  меня
и не стращал никого складной бритвой на вечеринках с коктейлями. Но  когда
он писал от имени Джорджа Старка - особенно когда  он  писал  об  Алексисе
Мэшине - Тад не оставался тем же человеком, как обычно.  Когда  он,  можно
образно сказать, открывал дверь к себе в кабинет и  приглашал  туда  зайти
Старка, он становился отдаленным  и  отчужденным.  Не  холодным  или  лаже
невозмутимым, а именно отдаленным. Он меньше стремился выходить  из  дома,
видеться с людьми.  Он  иногда  пропускал  собрания  на  факультете,  даже
встречи со своими студентами... хотя  это  происходило  весьма  редко.  Он
позже ложился спать и иногда беспокойно ворочался и метался не менее  часа
до того, как, наконец, засыпал.  При  этом  он  часто  и  много  стонал  и
разговаривал во сне, как это бывает при ночных  кошмарах.  Я  его  нередко
спрашивала именно о кошмарах, а он отвечал, что просто чувствует  головную
боль, и вообще ощущается, что плохо отдохнул за ночь, но  если  у  него  и
были плохие сны, он не может вспомнить их содержания.
     В облике Тада не происходило каких-либо внешних изменений... но он не
был уже прежним. Мой муж бросил пить спиртное несколько лет  назад,  Алан.
Он не обращался в Общество анонимных алкоголиков или что-то в этом роде, а
просто прекратил. За одним исключением. Когда Тад закончил один из романов
Старка, он напился. Это выглядело так, словно он  попытался  вычистить  из
себя всю грязь. Он приговаривал: "Сукин сын убрался. По крайней  мере,  на
время, но он убрался. Джордж вернулся на свою ферму в Миссисипи. Ура".
     - Лиз все правильно изложила, - согласился Тад. - Ура  -  это  именно
то, что больше всего я тогда ощущал в себе. Разрешите мне подытожить  все,
что  мы  имеем,  если  отбросить  затемнение  сознания  и   автоматическое
записывание информации  из  складывающейся  общей  картины  происходящего.
Человек, которого вы  ищете,  убивает  людей,  знакомых  мне,  тех  людей,
которые, исключая Хомера Гамаша, были связаны с делом Старка и отвечали за
его "смертную казнь", в заговоре со  мной,  конечно.  Он  сумел  раздобыть
кровь моего типа, которая в сущности, конечно, не самая редкая в мире, но,
тем не менее, ею обладают лишь шестеро из каждой сотни людей. Он полностью
соответствует описанию, которое я сообщил вам на основе выжимки  из  моего
собственного  представления  об  облике  Джорджа  Старка,   если   бы   он
существовал на самом деле. Он курит те сигареты, которые когда-то курил  я
сам. Наконец, что самое поразительное,  его  дактилоскопические  отпечатки
идентичны моим. Может быть, шестеро человек из каждой сотни и имеют  кровь
типа А с негативным резус-фактором, но пока, насколько  нам  известно,  во
всем мире никто не имеет моих отпечатков  пальцев.  Несмотря  на  все  эти
факты, вы отказываетесь даже рассматривать мое  предположение,  что  Старк
каким-то образом ожил. Теперь, шериф Алан Пэнборн, скажите мне: "Кто же из
нас действует в густом тумане, если так можно выразиться?"
     Алан почувствовал, что та твердая почва, на которой до  сего  времени
он прочно стоял и был абсолютно в ней уверен, вдруг несколько  повернулась
вбок. Это же было невозможно, ведь это же  ясно?  Но...  так  как  он  еще
ничего сегодня не успел сделать, ему хотя бы надо  срочно  переговорить  с
врачом Тада и тщательно ознакомиться с медицинской картой.  Ему  пришло  в
голову, что было бы просто чудесно обнаружить, что у Тада никогда не  было
опухоли на мозге и что  Тад  либо  просто  лжет  о  ней...  либо  она  ему
померещилась. Если он сможет убедиться, что Тад  -  психопат,  все  станет
намного проще и легче. Может быть...
     А, может быть, он получит дерьмо. Это не был Джордж Старк,  поскольку
никаких  Джорджей  Старков  никогда  и  не  было.   Им   может   оказаться
ловкач-рецидивист, находящийся в розыске у ФБР, но это  вовсе  не  значит,
что только такой парень может подойти для данной роли.  Они  могут  только
спугнуть этого подонка в Нью-Йорке, охраняя Коули, и вполне вероятно,  что
этот безумец решил провести летом свой отпуск здесь, в штате Мэн. Если  он
действительно сюда вернется, Алану очень хочется самому пристрелить  этого
подонка. Он не думает, что блуждание в этой сумеречной  зоне  со  всем  ее
дерьмом как-то поможет ему найти свой шанс. А, кроме того,  шерифу  больше
уже не следует тратить время на пустую болтовню.
     -  Я  думаю,  время  все  покажет,  -  сказал  Алан  Пэнборн   весьма
неопределенно. - А сейчас, я бы посоветовал вам обоим следовать той линии,
которую вы сами предложили мне вчера вечером: это парень, который  думает,
что он и  есть  Джордж  Старк,  и  он  достаточно  безумен,  чтобы  начать
действовать логично - логично для психопата, по крайней мере - то  есть  с
места официального погребения Старка на кладбище.
     - Если вы не захотите хотя бы как-то учесть мое предположение,  Алан,
вы попадете по локти в самое дерьмо, - сказал Тад. -  Этот  парень...  Вам
будет невозможно понять и предугадать его действия, вы не сможете  умолить
его о пощаде. Если вам придется взывать к его милосердию - в случае,  если
он даст вам на это время - это все равно не приведет ни к  чему  хорошему.
Если только вы попадетесь ему на пути, не будучи под  бдительной  охраной,
он сделает паштет не из акулы, а из вас, Алан.
     - Я займусь проверкой вашего доктора, -  ответил  шериф,  -  а  также
найду врача, делавшего вам операцию в детстве. Я не знаю, что это  даст  и
прольет ли какой-нибудь свет на все это дело, но я все  сделаю.  Иначе,  я
опасаюсь, что мне просто придется воспользоваться моими  шансами,  как  бы
ничтожны они не были.
     Тад улыбнулся, но без какой-либо радости. - По-моему, у  нас  у  всех
здесь одна общая большая проблема. Моя жена, дети  и  я  также  попытаемся
воспользоваться своим шансами вместе с вами, шериф.

                                    3

     Пятнадцатью  минутами  позже  бело-голубой  грузовичок  въехал  через
ворота во дворик дома Тада и остановился позади машины шерифа. Он выглядел
как техничка телефонной службы, и, собственно, таковой и оказался, хотя по
его бортам красовались горделивые слова "Полиция штата Мэн".
     Два техника подошли к двери,  представились  и  извинились  за  столь
позднее свое прибытие (что никак не затронуло внимания Тада и Лиз, которые
вообще не подозревали о том, что  их  должны  были  с  утра  посетить  эти
парни). Телефонные техники попросили Тада расписаться  на  соответствующем
бланке, который один из них  тут  же  извлек  из  папки.  Тад  это  быстро
проделал и  только  тут  заметил,  что  этой  подписью  дает  согласие  на
подключение к своему телефону записывающего и  пеленгующего  оборудования.
Это,  впрочем,  не  давало  полиции  всеобъемлющего   права   использовать
полученные расшифровки телефонных бесед для судебного слушания.
     Тад поставил подпись на  требуемом  месте.  Оба  других  полицейских,
шериф Пэнборн и один из техников (Тад хладнокровно отметил, что на поясе у
него с левой стороны висит телефонный тестер,  а  с  правой  -  револьвер)
внимательно наблюдали за этой процедурой.
     - И этот  определитель  номера  абонента  действительно  работает?  -
спросил  Тад  несколькими  минутами  позже,  когда  уже  Алан   укатил   в
полицейское управление штата Мэн в Ороно.  Ему  казалось  важным  хотя  бы
что-то спросить или сказать, поскольку техники хранили полное молчание.
     - Да, - ответил один из них. Он выдернул телефонный провод из розетки
в гостиной и быстро что-то менял внутри пластикового корпуса  аппарата.  -
Мы можем проследить звонок  до  места  его  возникновения  в  любой  точке
земного шара. Это совсем  не  те  старые  приборы,  которые  показывают  в
фильмах, когда вам необходимо поддерживать разговор с вашим  собеседником,
чтобы запеленговать его. Пока кто-нибудь снова не снимет  трубку  на  этом
конце он показал на телефон, который сейчас напоминал маленького андроида,
растерзанного бластером в многосерийных фантастических фильмах,  мы  можем
выявить местонахождение вашего собеседника, которое чаще всего оказывается
платным телефоном-автоматом в торговом центре.
     - Это  точно,  -  сказал  второй  техник.  Он  колдовал  над  гнездом
телефонного коммутатора, которое он отсоединил от штепсельной вилки.  -  У
вас есть наверху аппараты?
     - Два,  -  ответил  Тад.  Он  начал  чувствовать,  что  кто-то  грубо
вышвырнул его из дома того кролика, который жил в стране чудес. -  Один  в
моем кабинете, а второй - в спальне.
     - Они подключены к другой линии?
     - Нет, у нас только одна. Где вы установите магнитофон?
     - Видимо, в подвале, - ответил первый техник, не глядя  на  Тада.  Он
закреплял провода из  телефона  в  прозрачном  блоке,  набитом  пружинными
коннекторами,  и  в  голосе  техника  ясно звучало "не-будете-ли-вы-столь-
любезны-не-мешать-нам-делать-свое-дело".
     Тад обнял Лиз за талию н  ушел  с  нею  прочь,  сомневаясь,  есть  ли
кто-нибудь в мире, кто способен уразуметь, что никакие магнитофоны и блоки
не способны остановить Джорджа Старка. Старк был повсюду, неважно, отдыхал
ли он или уже был в пути.
     И если никто не  хочет  поверить  ему,  то  что  же  он,  Тад,  может
поделать? Как, черт побери, он собирается защищать  свою  семью?  Есть  ли
какой-нибудь способ? Он глубоко задумался, но когда все эти размышления ни
к чему не привели, Тад просто прислушался к самому себе. Иногда  -  далеко
не всегда, но иногда - именно таким путем к нему приходил искомый ответ.
     Но не сейчас, однако. И он даже  удивился,  найдя  себя  вдруг  столь
глубоко отчаявшимся  и  опечаленным.  Он  подумал,  не  уговорить  ли  Лиз
подняться наверх, но затем вспомнил,  что  полицейские  техники  тоже  там
вскоре должны  появиться,  желая  сделать  как  можно  более  хитрыми  его
старомодные однолинейные телефоны.
     - Негде даже прилечь, - подумал Тад. - Так что же мы должны делать?
     Ответ был достаточно прост. Они должны были ждать, и это было все.
     И им не пришлось долго ожидать следующего кошмарного убийства:  Старк
все же добрался до Рика Коули и заминировал входную  дверь  его  квартиры,
сперва умертвив двух техников, которые должны были  проделать  в  квартире
Рика те же операции, что и эти  люди  в  гостиной  Тада.  Как  только  Рик
повернул ключ в замочной скважине, дверь взорвалась.
     Эти грустные новости сообщил Алан. Он отъехал всего на  три  мили  по
дороге  в  Ороно,  когда  по  радиорации  ему  сообщили  о  взрыве.  Шериф
немедленно повернул назад.
     - А вы нам говорили, что Рик в безопасности, - сказала Лиз. Ее  голос
и глаза были усталыми. Даже ее волосы, казалось, потеряли свой блеск. - Вы
нам почти гарантировали ее.
     - Я ошибался. Извините.
     Алан был глубоко потрясен тем, как сейчас выглядела  и  разговаривала
Лиз Бомонт, но старался изо всех сил не показать  этого.  Он  взглянул  на
Тада, который смотрел на шерифа  в  каком-то  озарении.  Невеселая  улыбка
мелькнула в уголках рта Тада.
     "Он знает, что я сейчас думаю", - возможно это и не было правдой,  но
это выглядело абсолютно истинным для Алана. - Ладно... может быть, не ВСЕ,
но многое. Может быть, лишь только небольшую  часть  моих  мыслей.  Вполне
возможно, что я делаю грязную работу по разгребанию дерьма, но все же вряд
ли так уж ошибаюсь. Я думаю, что он что-то знает. Он видит слишком много".
     - Вы сделали допущение, оказавшееся неправильным, в этом все дело,  -
сказал Тад. - Это случается и с лучшими из нас. Может  быть,  вам  следует
вернуться и подумать о Джордже Старке чуточку побольше.  Что  вы  думаете,
Алан?
     - Что вы можете оказаться правым, - ответил  шериф  и  сказал  самому
себе, что эта мысль уже давно известна им обоим. И после этого никогда  не
виденное лицо Джорджа Старка, знакомое шерифу только по описанию  Бомонта,
начало постепенно вырастать у плеча Алана. Он еще не мог  его  разглядеть,
но он чувствовал его присутствие.
     - Я хочу поговорить с этим доктором Хердом...
     - Хьюмом, - поправил Тад. - Джордж Хьюм.
     - Спасибо. Я хочу поговорить с ним,  поэтому  я  прощаюсь.  Если  ФБР
действительно здесь покажется, не будете ли вы столь добры запустить  меня
сюда снова?
     - Я не знаю насчет Тада, но я буду очень рада, - сказала Лиз.
     Тад кивнул.
     Алан сказал: - Я очень сожалею по  поводу  всех  этих  несчастий,  но
больше всего о моем обещании, что хотя бы где-то все будет  о'кей,  а  это
оказалось неправдой.
     - В ситуации типа этой очень легко недооценить  что-либо,  -  ответил
Тад. - Я сказал вам правду - по крайней мере, все, что я знаю -  по  очень
простой причине. Если это  Старк,  я  думаю,  слишком  много  людей  будут
недооценивать его до тех пор, пока уже ничего нельзя будет исправить.
     Алан посмотрел на Тада, затем на  Лиз.  После  длительного  молчания,
которое нарушалось только  голосами  полицейских  охранников  за  наружней
передней дверью дома Тада (была еще и  другая  дверь  позади  дома),  Алан
сказал: - Черт меня побери, ребята, вы действительно верите во все это?
     Тад кивнул: - Я - да, без сомнения.
     - А я - нет, - произнесла Лиз, и оба мужчины в  изумлении  уставились
на нее: - Я не верю. Я знаю.
     Алан вздохнул и засунул руки в карманы. - Есть одна вещь, которую  бы
мне хотелось узнать, - сказал шериф. - Если это то, что вы  говорите...  Я
не верю в это, не могу верить в это, я предполагаю, что вы ответите...  но
если это есть, чего же хочет этот треклятый парень? Просто реванша?
     - Вовсе нет, - ответил Тад. - Он хочет того же, чего бы хотели и  вы,
и я, окажись мы в его положении. Он не хочет быть больше мертвым. Это все,
что ему надо. Не быть больше  мертвым.  Я  единственный  человек  в  мире,
который способен заставить это произойти. А если  и  я  не  смогу  или  не
захочу... тогда... он сможет по крайней мере убедиться, что он не одинок.



                      Глава 16. ВЫЗЫВАЕТ ДЖОРДЖ СТАРК

                                    1

     Алан уехал для беседы с доктором Хьюмом, а агенты ФБР только начинали
свои  допросы  (если  только  этим  словом  можно  было  назвать  то,  что
представлялось столь странно бессмысленным и бессвязным),  когда  позвонил
Джордж Старк. Звонок последовал всего через  пять  минут  после  того  как
полицейские  техники  (называвшие  сами  себя  "телефонщиками"),   наконец
выразили  полное  удовлетворение  всеми  своими   хнтроумными   насадками,
подсоединенными к телефонам Бомонта.
     Техники, конечно, были слегка разочарованы, но не столь уж  удивлены,
увидев старинные вращаемые диски на телефонных аппаратах Тада.
     - Мужик, в это трудно поверить, -  сказал  один  из  телефонщиков  по
имени Вэс  (хотя  тон  его  голоса  как  раз  как  бы  и  предполагал  его
уверенность, что встретить столь допотопную штуковину можно было именно  в
здешнем захолустье).
     Другой техник, Дэйв, кинулся к нх грузовичку, чтобы найти  те  нужные
адаптеры и все прочие приспособления, без которых им никак бы  не  удалось
заставить телефоны Бомонтов идти в ногу  с  техническим  прогрессом  конца
нашего столетня. Вэс вытаращил глаза и посмотрел  на  Тада,  словно  хотел
проинформировать хозяина этого телефона, что тот живет еще  в  эре  ранней
телефонизации Штатов.
     Зато телефонщик лишь бегло взглянул на агентов ФБР, которые проделали
долгий и героический путь из своего филиала в Бостоне до Бэнгора, а  потом
через непроходимые дебри,  заполненные  дикими  и  жестокими  медведями  и
волками, до Ладлоу. Для полицейских техников агенты ФБР  могли  быть  ясно
видны  только  в  принципиально  ином  спектре,  типа  инфракрасного   или
рентгеновского.
     - Все телефоны в нашем городке этого типа,  -  сказал  Тад  смиренным
голосом. У него все более  явно  проявлялись  печальные  симптомы  острого
расстройства  желудка.  В  обычных  обстоятельствах  это  делало  бы  Тада
чрезвычайно угрюмым и сомневающимся в смысле жизни.  Сегодня,  однако,  он
чувствовал лишь возрастающую усталость и глубокую грусть.
     Его мысли были обращены к отцу Рика, жившему в Таксоне, и к родителям
Мириам, которые жили в Сан-Луи Обисно. О  чем  сейчас  мог  думать  старый
мистер Коули? А о чем сейчас размышляли  Поннингтоны?  Как  они  перенесут
столь печальные известия, эти люди, которых он сам никогда  не  видел,  но
очень часто слышал их имена в разговорах с Риком и Мириам?  Что  чувствует
отец, потерявший сына, не маленького,  но  взрослого  ребенка?  Как  можно
справиться с этим простым, но необъяснимым фактом убийства?
     Тад ощутил, что он думает об оставшихся в живых, а не об  убитых,  по
простой причине: он чувствовал свою ответственность за  все  происходящее.
Почему бы и нет? Если не он виновен в появлении Джорджа Старка, то кто еще
другой? Александр Хейг*? Тот факт, что  устаревшая  дисковая  система  его
телефонов  сделала   неожиданно   сложным   подсоединение   подслушивающих
устройств, также почемуто вызвал у Тада чувство вины.
     * Американский главнокомандующий войсками НАТО в Европе в 80-х годах.
     - Я думаю, это все, мистер Бомонт, - сказал один из сотрудников  ФБР.
Он просматривал свои записи, столь же явно не замечая Вэса  и  Дэйва,  как
эти двое никак не могли обнаружить его поблизости от себя.  Теперь  агент,
чье имя было Мэлоун, захлопнул свою записную книжку. Она  была  в  кожаном
переплете, с тисненными серебром его инициалами в левом  нижнем  углу.  Он
был одет в консервативный серый костюм,  а  волосы  были  строго  зачесаны
налево на пробор. - Ты хочешь спросить что-нибудь еще, Билл?
     Билл, он же агент Преббл, закрыл свою записную книжку, тоже в кожаном
переплете, но уже без инициалов, и покачал головой. - Нет. Я думаю,  здесь
все закончено. - Агент Преббл был одет в консервативный коричневый костюм.
Волосы были также зачесаны налево и на пробор. - Возможно, мы зададим  еще
некоторые вопросы в ходе расследования, но сейчас мы получили  всю  нужную
на  данное  время  информацию.  Мы  хотим  поблагодарить  вам   обоих   за
сотрудничество. - Он озарил Бомонтов  огромной  улыбкой,  открывшей  зубы,
которые  были  либо   недавно   вставлены,   либо   отличались   природным
совершенством, и Тад невольно подумал: "Если бы нас здесь не было  пятеро,
думаю, что он бы  наделил  каждого  из  нас  столь  чарующим  сертификатом
СЕГОДНЯ БЫЛ УДИВИТЕЛЬНО СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ!"
     - Не за что, - ответила  Лиз  медленным,  надломленным  голосом.  Она
слегка потерла свой левый висок подушками пальцев, словно именно она  была
приучена терпеть приступы жесточайших головных болей.
     "Может быть, - подумал Тад, - так оно и есть".
     Он посмотрел на каминные часы и обнаружил, что  еще  только  половина
третьего. Был ли это самый долгий день в его жизни? Ему не хотелось  долго
думать над этим, но он подозревал, что его предположения верны.
     Лиз встала. - Я думаю, что мне лучше немного  полежать,  подняв  ноги
вверх, если не возражаешь. Мне что-то не по себе.
     - Это хорошая... - "мысль", хотел, конечно, закончить Тад, но  прежде
чем ему удалось произнести это слово, зазвонил телефон.
     Все посмотрели на аппарат, и Тад вдруг почувствовал биение пульса  на
своей  шее.  В  груди,  казалось,  шевелилось  что-то  едкое,  горячее   и
подымающееся кверху, чтобы извергнуться из его глотки.
     - Весьма удачно, - сказал Вэс в полном удовлетворении. - Нам даже  не
надо будет посылать кого-то, чтобы сделали сюда контрольный звонок.
     Тад  вдруг  почувствовал  нехватку  свежего  воздуха,  словно  кто-то
обернул его какой-то воздухонепроницаемой оболочкой.  И  она  сопровождала
его, пока он подходил  к  телефону,  который  ныне  мирно  соседствовал  с
новейшим сверкающим чудом подслушивающей техники.  Огоньки  на  этом  чуде
пульсировали синхронно со звонками старомодного телефонного аппарата.
     Где же птицы?  Я  должен  был  бы  услышать  птиц.  Но  их  не  было,
единственным звуком был требовательный призывный звонок телефона Мерлина.
     Вэс наклонился около камина, упаковывая  свои  инструменты  в  черный
портфель с покрытыми хромом застежками. Дэйв остановился в дверном  проеме
между гостиной и столовой. Он попросил разрешения у  Лиз  взять  банан  со
стола и теперь задумчиво его дегустировал, делая  паузы  для  критического
анализа всей проделанной им сложной технической работы и взирая на телефон
взглядом художника у подножия своего только что законченного творения.
     - Достань-ка тестер контура, - сказал он Вэсу. - Если нам понадобится
затем немного прочистить линию, мы как раз сейчас это н проверим. Не  надо
будет снова возвращаться к машине.
     - Хорошая мысль, - отозвался Вэс и вытащил что-то с лязгом из  своего
портфеля-гиганта.
     Оба техника выглядели  кроткими  ожидающими  и  никем  более.  Агенты
Мэлоун и Преббл стояли  с  бессмысленным  видом,  убирая  свои  знаменитые
записные книжки и еще раз подтверждая давнее мнение Тада о  том,  что  все
люди из ФБР куда ближе к страховым агентам, чем  к  суперменам.  Мэлоун  и
Преббл, казалось, даже не обратили внимания на то, что телефон зазвонил  в
их присутствии.
     Но Лиз знала. Она прекратила тереть свой висок и смотрела на Тада тем
взглядом животного, которого охотники загнали в угол. Преббл благодарил ее
за кофе с крекерами и казалось был столь же неуверен, что она ему ответит,
как и в том, что звонит телефон.
     "Что с вами происходит, люди? - Тад внезапно ощутил тоску.  -  Какого
дьявола вы думаете прежде всего об этих дурацких технических игрушках?"
     Конечно, это несправедливо. Ведь они же установили все это следящее и
записывающее оборудование  ради  людей,  может  быть,  ради  этого  самого
человека, который сейчас звонит, всего через пять минут после окончания их
кропотливой работы. Это, конечно, случайно, но все же... именно  так,  или
что-то в этом роде ответили бы они, задай им кто-то этот  обидный  вопрос.
Сейчас творятся совсем не те дела,  что  в  доброе  старое  патриархальное
время. Сейчас конец двадцатого века со всей его  техникой,  могли  бы  они
сказать. Это звонит  другой  писатель,  чтобы  раздобыть  новую  и  свежую
сюжетную идею, Тад, или кто-то из соседей желает  узнать,  не  одолжит  ли
ваша жена ему чашку сахара. Но парень, который себя считает  вашим  вторым
"я"? Ни в коем случае. Слишком рано, слишком удачно.
     И все же это был Старк. Тад мог почуять его. И  глядя  на  жену,  Тад
знал, что Лиз тоже уже смогла сделать это.
     А сейчас Вэс смотрел на него, без всякого сомнения удивляясь,  почему
Тад не отвечает в трубку своего столь усовершенствованного телефона.
     "Не волнуйся, - подумал Тад. - Не волнуйся, он обождет. Он же  знает,
что ты дома, ты тоже это понимаешь".
     - Ну, мы видно здесь уже изрядно вам надоели, миссис  Бо...  -  начал
Преббл, но Лиз ответила спокойным, но ужасно больным голосом: -  Я  думаю,
вам будет лучше подождать, пожалуйста.
     Тад снял трубку и проорал: - Что тебе надо, сукин сын? Какого ...  ты
ХОЧЕШЬ?
     Вэс подпрыгнул. Дейв  вздрогнул,  словно  банан  вдруг  ущипнул  его.
Головы агентов повернулись вокруг оси на шее.  Тад  почувствовал  огромное
желание увидеть сейчас здесь Алана Пэнборна, занятого беседой  с  доктором
Хьюмом в Ороно. Тад почти не верил в то, что Старк может  быть  человеком,
но все же какая-то часть надежды его еще не покинула.
     - Это он, это он! - сказала Лиз Пребблу.
     - Ох, Иисус Христос, - ответил Преббл. Он и его столь же неустрашимый
напарник обменялись быстрыми растерянными взглядами:  "Что  же  мы  должны
делать?"
     Тад слышал и видел все происходящее вокруг него, но уже отделился  от
этого. Отделился даже от Лиз. Сейчас остались только  Старк  и  он.  Снова
вместе и впервые, как говаривали в старину, рекламируя водевили.
     - Успокойся, Тад, - сказал Джордж Старк. Голос звучал весело.  -  Нет
никакой надобности снимать все твои штаны и подштанники. - Это был  именно
тот голос, который Тад ожидал услышать. В точности тот.  Каждый  нюанс,  в
полной степени соответствовавший южному выговору, с которым Старк  пытался
бороться, но который все равно пробивал себе дорогу во всех его словах.
     Оба телефонщика на мгновение сдвинули головы, и Дэйв затем кинулся  в
грузовик за добавочным телефоном. Он по-прежднему  не  мог  расстаться  со
своим  бананом.  Вэс  поспешил  в  подвал,  чтобы  проверить   магнитофон,
усиливающий голос собеседника.
     Бесстрашные агенты из племени  Не  смыкающих  глаз  стояли  в  центре
гостиной и тупо глазели друг на друга. Они напоминали детей,  потерявшихся
в лесу.
     - ~Что ты хочешь? - Тад повторил более тихим и спокойным голосом.
     - Ну, хотя бы сказать тебе, что все закончено, - ответил Старк.  -  Я
добрался сегодня до последней - той  девки,  которая  работала  в  "Дарвин
пресс" на главного бухгалтера.
     Ни одно слово не сказано правильно, сплошной южный говор.
     - Она была той  сучкой,  которая  позволила  этому  дурачку  Клоусону
задирать нос, - продолжал Старк. - Копы найдут ее, она жила  в  предместье
около Второй авеню. Часть ее - на полу, а часть - на кухонном столе. -  Он
рассмеялся. - У меня  была  очень  занятая  неделя,  Тад.  Я  скакал,  как
одноногий бегун в соревнованиях по поцелуям задниц. Я потому  и  позвонил,
чтобы дать отдых твоему сознанию.
     - Оно не очень-то чувствует этот отдых, - возразил Тад.
     - Ну, подожди немного, старина, дай ему время. Я думаю,  что  подамся
на юг, поудить рыбу.  Эта  городская  жизнь  утомляет  меня.  -  Он  снова
засмеялся, и этот смех  был  столь  чудовищно  весел,  что  заставил  Тада
содрогнуться.
     Он лгал.
     Тад знал это; столь же наверняка он знал, что Старк ожидал  окончания
установки всего этого пеленгующего  и  записывающего  оборудования,  чтобы
первым сделать телефонный звонок. Мог он сам знать что-то подобное  этому?
Ответом было "да". Старк мог звонить ив Нью-Йорка, но они оба были связаны
друг с другом невидимой неразрывной нитью,  которая  соединяет  близнецов.
Они были близнецами-двойяшками, половниками единого целого, и Тад с ужасом
обнаружил себя вылетевшим из своего тела и летящим вдоль телефонной  линии
не до самого Нью-Йорка, нет, а где-то до середины пути. Встреча с монстром
должна произойти в западном Массачусетсе,  может  быть,  они  при  встрече
снова сольются, как это происходило каждый раз, когда он надевал чехол  на
пишущую машинку и начинал писать вытащенными из кувшина  этими  треклятыми
черными карандашами "Бэрол блэк бьюти".
     - Ты лжешь! - закричал Тад.
     Агенты ФБР подпрыгнули, как потревоженные гусаки.
     - Хэй, Тад, это не очень-то  вежливо!  -  сказал  Старк.  Он  казался
обиженным. - Ты думаешь,  я  собираюсь  повредить  тебе?  Нет,  черт  меня
побери! Я только отомстил за тебя, мальчик! Я знал, что только  я  могу  и
должен это сделать. Я знаю, что у тебя цыплячья печенка, но я не держу зла
на тебя. Зачем же мне было беспокоить тебя, если я сам  уладил  все  дела,
как тебе бы никогда не удалось это проделать?
     Пальцы Тада нашли небольшой белый шрам на лбу и потирали его с  такой
силой, что кожа сильно покраснела. Он пытался - и безнадежно -  оставаться
самим собой. Удержать свою собственную реальную сущность.
     Он лжет, и я знаю почему, и он знает, что я это знаю, и он понимает,
что это не имеет никакого значения, поскольку никто не поверит мне. Он
понимает, как странно все это выглядит для них всех, и хотя они слушают
меня, он знает, что они на самом деле думают обо всем этом... И он также
знает, как они думают, и это спасает его. Они верят, что перед ними
психопат, считающий себя Джорджем Старком, потому что так они привыкли и
должны думать. Думать как-то по-иному - значит, идти против всего того,
чему их учили, чем они сами являются. И все дактилоскопические отпечатки
ничего здесь не изменят. Он знает, что если он притворится, что он - не
Джордж Старк, если он внушит, что наконец исчезает, они успокоятся. Они не
снимут полицейскую охрану... но он сможет легко ее опередить.
     - Ты знаешь, чьей идеей было похоронить тебя. Это был я.
     - Нет, нет! - легко ответил Старк, н  это  прозвучало  почти  (но  не
совсем) как "нат, нат". - Тебя ввели в заблуждение, вот и все. Когда  этот
мудак Клоусон объявился, он попытался тебя заарканить - вот как было дело.
А потом, когда  ты  звонил  этой  ученой  обезьяне,  своему  лнтературному
агенту, он просто дал тебе очень плохой совет. Тад, это было  так,  словно
кто-то нагадил на твоем обеденном столе, а ты  звонишь  кому-то  из  своих
советчиков и спрашиваешь, что же тебе делать со всем этим дерьмом,  а  тот
тебе отвечает: "Это вовсе не проблема, просто поставь на это место  свиную
подливку. Дерьмо со свиной подливкой выглядит просто  прекрасно  холодными
вечерами". Ты бы никогда этого не сделал, если бы действовал один.  Я  это
знаю, старина.
     - Но это же чертовская ложь, и ты это знаешь!
     И вдруг Тад осознал, как все здорово продумано и как хорошо  раскусил
Старк людей, с которыми сейчас контактировал. Он  собирается  сказать  это
очень скоро. Он собирается вот-вот сообщить, что он -  никакой  не  Джордж
Старк. И они поверят ему, когда он это сделает. Они  будут  потом  слушать
магнитофонную запись этого разговора, и они поверят всему  услышанному,  и
Алан, и все другие. Потому что это не только то, во что они хотят  верить,
это то, во что они уже верят.
     - Я не знаю ничего такого, - сказал Старк спокойно, почти дружелюбно.
- Я не собираюсь тебя более беспокоить, Тад, но позволь мне  перед  уходом
дать тебе один небольшой совет. Может быть, он тебе и  пригодится.  Ты  не
думай, что я Джордж Старк. Это ошибка, которую я сделал. Я должен был идти
и угробить целую  пачку  людей,  чтобы  немного  успокоить  мою  смятенную
голову.
     Тад  слушал  это,  как  громом  пораженный.  Ему  нужно  было  что-то
ответить, но он никак не мог преодолеть чувство  какого-то  отторжения  от
собственного тела и изумления перед столь чистыми и  абсолютными  в  своем
проявлении нахальством и наглостью этого человека.
     Он  подумал  о  бесполезной  беседе  со  шерифом  Пэнборном  и  снова
задумался, кем же был он сам, когда придумал Старка, который превратился в
какую-то совершенно самостоятельную литературную историю для самого  Тада.
Где же могла проходить линия веры? Не создал ли он этого монстра,  потеряв
когда-то эту линию, или подействовали совсем другие факторы, незримые  для
него, которые он не мог даже увидеть, а  только  услышать  в  криках  этих
птиц-призраков?
     - Я не знаю, - говорил  с  легким  смехом  Старк,  -  может  быть,  я
действительно - тот самый безумец, о  котором  они  говорили,  считая  что
только сумасшедший мог орудовать такими методами и средствами.
     О, хорошо, это хорошо придумано,  пусть  они  поищут  в  приютах  для
душевнобольных на юге Штатов высокого, широкоплечего мужчину  со  светлыми
волосами. Это, конечно, не сможет отвлечь от его новых операций  всех,  но
для начала это совсем неплохо.
     Тад сильнее сжал трубку, его голова постепенно заполнялась теперь  не
испугом, а яростью.
     - Но  я  не  очень-то  сожалею  о  том,  что  сделал,  потому  что  я
действительно люблю те книги, Тад. Когда я был... там... в том сумасшедшем
доме... я думаю, они были единственными спасательными  кругами,  благодаря
которым я не помрачился в рассудке. И знаешь что? Я себя чувствую  намного
лучше. Я абсолютно уверен теперь в осознании  того,  кто  я  есть  в  этой
жизни, а это уже кое-что. Я понимаю, ты можешь сказать,  что  мне  помогла
терапия, но я не думаю, что она оказала столь уж сильное на меня  влияние,
а ты как думаешь?
     - Сплошная ложь, черт тебя раздери! - проорал Тад.
     - Мы сможем обсудить это, - сказал Старк. - Мы сможем  обсуждать  это
на  всей  дороге  в  ад  и  обратно,  но  это  займет  немало  времени.  Я
догадываюсь, что они  просили  тебя  подольше  подержать  меня  на  линии,
правда?
     - Нет. Им не требуется долго держать тебя на линии. И ты тоже  знаешь
об этом.
     - Передай мои наилучшие пожелания твоей  любящей  жене,  -  продолжал
Старк тоном, в котором проскальзывал изящный реверанс. - Заботься о  своих
крошках. И не принимай все так близко к сердцу, Тад. Я не собираюсь как-то
навредить им или тебе. Это...
     - Что насчет птиц? - неожиданно  спросил  Тад.  -  Ты  слышишь  птиц,
Джордж?
     Наступило внезапное  молчание.  Тад,  казалось,  ощутил  всю  глубину
удивления Старка после своего вопроса... как если впервые за всю их беседу
что-то  пошло  вопреки  заранее  и   тщательно   запланированному   тексту
выступления Джорджа. Тад даже не знал сам, почему вдруг задал этот вопрос,
это  спросили  его  напряженные  нервные  окончания,  получившие  какую-то
информацию извне, о которой не имела представления  основная  часть  мозга
Бомонта. Он на секунду ощутил  чувство  дикого  триумфа  -  того  триумфа,
который испытывал бы боксер-любитель, пробивший одним ударом защиту  Майка
Тайсона и пославший его в глубокий нокаут.
     - Джордж, ты слышишь птиц?
     Единственным звуком в комнате Тада было тиканье часов на камине.  Лиз
и агенты ФБР глядели на Тада, затаив дыхание.
     - Я не знаю, о чем ты говоришь, старина, - медленно произнес Старк. -
Может, ты...
     - Нет, - сказал  Тад  и  злобно  рассмеялся.  Его  пальцы  продолжали
растирать  небольшой   белый   шрам,   который   превратился   в   подобие
покрасневшего вопросительного знака на лбу. - Нет, ты не знаешь, о  чем  я
говорю, ведь так? Тогда послушай меня минуточку, Джордж. Я слышу  птиц.  Я
еще не знаю, что это значит... но я узнаю. А когда я узнаю...
     Но что он мог сказать дальше. Когда он узнает, что должно  произойти?
Тад сам не знал.
     Голос на другом конце линии сказал медленно с большой  тщательностью,
осмотрительностью и особым ударением: - Что бы ты не говорил насчет этого,
Тад, оно уже не имеет значения. Потому что это уже окончилось.
     Послышался щелчок. Старк исчез. Тад  почти  ощутил  себя  летящим  по
телефонной  линии  от  воображаемого   места   их   встречи   в   западном
Массачусетсе, летящим не со скоростью света  или  звука,  а  со  скоростью
мысли, и тяжелым ядром влетающим обратно в свое тело.
     Иисус Христос.
     Он  опустил  телефон,  который  криво  шлепнулся  на  подставку.   Он
повернулся на негнущихся ногах, казалось, разучившихся передвигаться.
     Дэйв ворвался в комнату с одной стороны, а Вэс - с другой.
     - Все сработало отлично! - прокричал Вэс. Агенты ФБР подскочили вверх
еще  разок.  Мэлоун  издал  своим  носом  нечто  типа  "Ээк!",  что  очень
напоминало реакцию мужчины на симпатичных женщин в кинокомедиях на бытовую
тему при первой встрече этих героев на экране. Тад  попытался  представить
себе, как бы повели себя два этих героя из ФБР при неожиданном  рандеву  с
террористами или грабителями большого  банка,  но  не  смог.  Наверное,  я
просто очень устал, подумал Тад.
     Оба телефонщика исполняли небольшой  парный  танец,  похлопывая  друг
друга  по  спинам,  а  затем  снова  ринулись  к   своему   грузовичку   с
оборудованием.
     - Это был он, - сказал Тад жене. - Он говорил, что он - не Старк,  но
это был он. Он.
     Она подошла к Таду и крепко обняла его, и ему это  было  нужно  -  он
даже не знал, до какой степени, пока она не сделала этого.
     - Я знаю, - прошептала она в его ухо, и он зарылся лицом в ее  волосы
и закрыл глаза.

                                    2

     Крик Тада разбудил близнецов; они оба отчаянно заплакали наверху. Лиз
пошла к ним, Тад хотел было идти следом, но затем вернулся  к  телефонному
аппарату, чтобы поставить его как следует. Тут же раздался звонок. Это был
Алан Пэнборн. Он находился в полицейском  управлении  и  пил  там  кофе  в
ожидании встречи с доктором Хьюмом. Как раз в этот момент Дэйв связался  с
шерифом по рации и  сообщил  новейшие  известия  о  звонке  и  результатах
пеленгации. Алан говорил очень возбужденно.
     - У нам нет еще абсолютно точных данных, но мы знаем, что этот звонок
был из Нью-Йорка, код участка 212, - сказал он.  -  Через  пять  минут  мы
установим это абсолютно точно.
     - Это был он, - повторил Тад. - Это был Старк. Он сам сказал, что это
не Старк, но это не так. Кому-то нужно проверить девушку, о  которой  было
упомянуто Старком в нашем разговоре. Ее имя, вероятно, Дарла Гейтс.
     - Шлюха из Вассара с гнусавым голосом?
     - Точно, - ответил Тад. Хотя он сильно  сомневался  будет  ли  теперь
Дарлу Гейтс огорчать ее нос и вообще что-либо в этой жизни. Он  чувствовал
полное истощение.
     - Я передам это имя в полицейское управление Нью-Йорка. Как  вы  себя
чувствуете, Тад?
     - Я в порядке.
     - А Лиз?
     - Не будем рассусоливать, как будто сейчас мы в  спальне,  о'кей?  Вы
слышали, что я сказал? Это был он. Неважно, что он говорил, это был он.
     - Ладно... но почему  бы  нам  не  дождаться  результатов  телефонной
пеленгации?
     Что-то в голосе шерифа  было  ранее  незнакомо  Таду.  Не  то  полное
недоверие, которое Пэнборн проявил, когда  впервые  осознал,  что  Бомонты
говорят  ему  о  Джордже  Старке  как  о  реальном  человеке,   но   явное
замешательство  слышалось  сейчас  в  этом  голосе.  В  нем   также   явно
проскальзывала надежда, что Таду  могло  бы  уже  давно  прийти  в  голову
пожалеть себя самого, не говоря уж об окружающих. Замешательство в  голосе
Алана Пэнборна было того рода, которое испытывает и невольно  проявляет  в
разговоре любой нормальный человек, столкнувшийся  с  кем-то  обезумевшим,
или слишком тупым, или просто со слишком  самоуверенным  человеком,  чтобы
самому  ощутить  свои  недостатки  и  неприятные  манеры  поведения.   Тад
почувствовал, что ему не стоит ни на чем настаивать.
     - О,кей, подождем и посмотрим, - согласился Тад. - А  пока  мы  будем
этим заниматься, я надеюсь, что вы будете продвигаться  вперед.  И,  может
быть, переговорите с моим врачом.
     Пэнборн отвечал что-то насчет еще одного телефонного звонка до визита
к доктору, но Тада это почему-то уже перестало заботить. Снова дал знать о
себе желудок, который был готов превратиться в действующий вулкан.  Лисица
Джордж, - подумал Тад. - Они думают, что видят его насквозь. Джордж хочет,
чтобы они так думали. А сам будет наблюдать за тем, как они  рассматривают
и так и сяк этого самого Джорджа Старка. А когда  они  уберутся  подальше,
достаточно далеко, хитрый старый Джордж прибудет к  Таду  в  своем  черном
"Торнадо". И что я смогу сделать, чтобы остановить его?"
     Он не знал.
     Он повесил трубку, оборвав голос шерифа, и пошел наверх помогать  Лиз
менять белье и одежду близнецам.
     И Тад продолжал думать, какие чувства  и  ощущения  будет  испытывать
кто-то, переместившийся по телефонной линии  в  сельский  район  западного
Массачусетса, заманенный в ловушку в темноте Старый Лис Джорджем  Старком.
Это будет похоже на Эндсвилл.

                                    3

     Через десять минут телефон зазвонил снова. На втором звонке Вэс  снял
трубку и позвал Тада. Тот спустился к телефону.
     - А где агенты ФБР? - спросил Тад Вэса.
     Какой-то момент Тад в  самом  деле  ожидал  созвучного  своим  мыслям
ответа Вэса, что-нибудь в таком роде: "Агенты  ФБР?  Я  не  видел  никаких
агентов!"
     - Они?  Они  ушли.  -  Вэс  выразительно  пожал  плечами,  как  будто
удивляясь Таду, что тот мог ожидать от агентов чего-нибудь  другого.  -  У
них же полным-полно компьютеров, и  если  кто-то  из  них  не  балуется  с
компьютерами, то кто-то другой  может  заинтересоваться,  куда  же  уходит
компьютерное время, а это может привести к урезыванию ассигнований  на  их
контору или чему-нибудь другому.
     - Но они что-нибудь делают вообще?
     - Нет, - просто ответил Вэс. - Не  могут  сделать  ничего  в  случаях
наподобие данного. Или, если и делают, то мне никогда не приходилось этого
наблюдать. Они запихнут всю свою информацию в  какой-нибудь  компьютер.  И
все кончится на этом, как я уже говорил.
     - Понимаю.
     Вэс взглянул на свои часы. - Мы с Дэйвом  тоже  должны  выкатываться.
Оборудование будет действовать само по себе. Вам даже не придет счет.
     - Хорошо, - сказал Тад, направляясь к телефону. - И спасибо.
     - Какие же тут проблемы, мистер Бомонт?
     Тад обернулся.
     - Если бы я стал читать ваши книги, что бы вы мне посоветовали  лучше
взять: из написанных под вашим собственным именем или под псевдонимом того
парня?
     - Книгу того парня, - ответил Тад, снимая трубку. - Больше действия.
     Вэс кивнул, козырнул и вышел.
     - Хэллоу? - сказал Тад. Он чувствовал себя так, словно  этот  телефон
закрепили у него  на  голове,  чтобы  экономить  время  и  причинять  всем
поменьше хлопот и беспокойств. И, разумеется, с подключенным  магнитофоном
и пеленгатором абонентов. Это оборудование отлично разместится у  него  на
спине.
     - Хэллоу,  Тад.  Это  Алан.  Я  все  еще  в  полицейском  управлении.
Послушайте, новости по пеленгации малоутешительны. Ваш дружок позвонил  из
телефонной будки у станции Пенн.
     Тад вспомнил, что говорил ему  другой  телефонщик,  Дэйв,  по  поводу
установки  электронного  оборудования,  чтобы  в   итоге   выяснить,   что
негодяй-преступник имел глупость позвонить из какого-то торгового  центра,
а не из собственной квартиры. - Вы удивлены?
     - Нет. Разочарован, но не удивлен. Мы надеемся выйти на след и  верим
в то, что рано или поздно  мы  все  равно  натолкнемся  на  него.  Мне  бы
хотелось заехать к вам сегодня вечером. Можно?
     - О,кей, - сказал Тад, - почему же нет? Если нам  станет  скучно,  мы
сыграем партию в бридж.
     - Мы надеемся получить этим вечером голосовые отпечатки.
     - Но ведь у вас уже есть магнитофонная запись его голоса. А  это  что
такое?
     - Не запись. Отпечатки.
     - Я не...
     - Голосовые отпечатки -  это  компьютерное  графическое  изображение,
которое в точности отражает голосовые качества того или иного индивидуума,
- сказал Пэнборн. - Это никак не связано с речью, то  есть  нас  здесь  не
интересуют акценты,  ударения,  произношение  и  тому  подобное.  То,  что
синтезирует компьютер - это абсолютная высота тона и сам этот  тон  -  то,
что эксперты называют головным голосом - плюс тембр  и  резонанс,  который
именуют грудным голосом. Эти своего рода  голосовые  отпечатки  аналогичны
дактилоскопическим в том смысле, что в мире не существует  двух  абсолютно
идентичных. Мне сказали, что даже у близнецов намного больше различий в их
голосовых отпечатках, чем в их же дактилоскопических.
     Он сделал паузу.
     -  Мы  послали  чрезвычайно  высококачественную  копию  магнитофонной
записи в ФОЛЕ в Вашингтон. Мы  хотим  сопоставить  ваши  и  его  голосовые
отпечатки. Парии в здешнем управлении очень хотели бы объяснить мне, что я
чуть-чуть тронулся. Я это увидел на их лицах,  но  после  этой  истории  с
дактилоскопическими отпечатками и вашим алиби  никто  из  них  не  решился
прямо встать и высказать мне все, что он думает по поводу моей просьбы.
     Тад открыл было рот, чтобы говорить, но не смог, затем облизал  губы,
попытался опять и снова у него не получилось ничего.
     - Тад? Вы опять хотите отключиться от меня?
     - Нет, - ответил он, и вдруг ему показалось, что в самой середине его
голоса слышится треньканье сверчка. - Спасибо, Алан.
     - Нет, не надо так говорить. Я знаю, за что вы меня благодарите, и  я
не хочу вводить вас в заблуждение. Все,  что  я  делаю  -  это  выполнение
стандартной  процедуры  расследования.  Эта  процедура  в  нашем   случае,
конечно, выглядит немного странной, но  это  вызвано  несколько  странными
обстоятельствами данного дела. Это  не  значит,  что  вам  следует  делать
недопустимые предположения. Улавливаете мою мысль?
     - Да. А что такое ФОЛЕ?
     - ФО?... Ах, да. Федеральное ведомство обеспечения законности.  Может
быть, это единственное доброе дело, совершенное Никсоном за все время  его
пребывания в Белом доме. Это ведомство  фактически  состоит  из  связанных
друг с  другом  банков  данных,  которые  выполняют  функции  центрального
клиринг-хауса  для  своих  филиалов  на  местах,  а  также,   конечно,   и
соответствующего программного обеспечения всех своих операций и  процедур.
У  нас  есть  доступ  к  дактилоскопическим   отпечаткам   почти   каждого
осужденного по уголовному преступлению в стране  с  1969  года  или  около
того. ФОЛЕ также имеет для сопоставления отчеты по баллистике, сведения  о
типе крови преступников, голосовые отпечатки и  портреты  подозреваемых  в
преступлениях, сделанные фотографом.
     - Итак, мы сможем сравнить мой голос и его?
     - Да. Мы  будем  иметь  результаты  к  семи  часам.  К  восьми,  если
электронная почта будет сильно перегружена.
     Тад покачал головой. - Мы с ним звучим совсем по-разному.
     - Я прослушал ленту, и я это тоже уже знаю, - сказал  Пэнборн.  -  Но
позвольте мне повторить. Голосовые  отпечатки  не  имеют  ~чего  общего  с
речью. Головной голос и грудной голос, Тад. Здесь большая разница.
     - Но...
     - Ответьте мне  на  один  вопрос.  Элмер  Фадд  и  Даффи  Дак  звучат
одинаково для вас?
     Тад смутился. - Ну... нет.
     - И для меня тоже нет, -  согласился  шериф,  -  но  парень,  который
озвучивает их обоих, все же один и тот же, и зовут  его  Мэл  Бланк...  Не
говоря уж о доброй дюжине других персонажей н ролей  в  мультфильмах.  Мне
пора уходить. Увидимся вечером?
     - Да.
     - Между половиной восьмого и девятью, идет?
     - Мы будем ждать вас, Алан.
     - О'кей. Пока суть да дело, я должен буду  завтра  съездить  в  Кастл
Рок, и если там случилось что-нибудь непредвиденное, я там задержусь.
     - Палец, получивший предписание, должен двигаться,  верно?  -  сказал
Тад и подумал: "Вот чему он должен больше всего придавать значения".
     - Да, мне достали немало  другой  рыбы  для  поджаривания.  Ни  одна,
конечно, не сравнится с вашей, но люди из Кастл Рока платят мне жалованье.
Вы понимаете, о чем я? - Это показалось Таду слишком серьезным вопросом, с
учетом записи их беседы.
     - Да. Я все понимаю. - "Мы оба. Я... и Старый Лис Джордж".
     - Я сейчас уезжаю, но патрульная полицейская  машина  будет  дежурить
круглосуточно у вашего дома, пока вся эта чертовщина  не  закончится.  Эти
парни настороже, Тад. И если копы в Нью-Йорке были  немного  беззаботными,
эти медведи - ни коем случае. Никто теперь  не  хочет  недооценивать  этот
призрак. Никто не собирается забывать о вас или покинуть вас и вашу  семью
хотя бы на минуту. Одни люди будут охранять вас,  а  другие  тем  временем
будут вести для вас поиски. Вы понимаете, надеюсь?
     - Да, я понимаю. - И Таду  подумалось:  "Сегодня,  завтра.  Следующая
неделя. Может быть, следующий месяц. Но следующий  год?  Вряд  ли.  Я  это
знаю. И он тоже это знает. Сейчас  они  пока  не  полностью  верят  словам
Джорджа о том, что он пришел в себя и утихомирился. А позднее  они  буду
т... пока недели идут за неделями и ничего не происходит, они будут просто
вынуждены поверить в истинность его слов.  Это  будет  выгодно  не  только
политически, но и экономически. Потому что Джордж и я знаем, как вращается
этот мир вокруг солнца по своей  раз  и  навсегда  заведенной  траектории,
точно так же, как мы оба знаем, что как только все займутся  поджариванием
других выловленных рыб, Джордж покажется здесь и поджарит меня. НАС".


                                    4

     Еще  через  пятнадцать  минут  Алан  все  никак  не  мог  уехать   из
полицейского управления в Ороно. Он по-прежнему  был  на  телефоне.  Линия
была  забита  помехами.  Молодая  телефонистка  говорила  с   ним   слегка
извиняющимся тоном: "Вы не подождете еще  немного,  шеф  Пэнборн?  Сегодня
один из худших дней в работе нашего компьютера".
     Алан подумал, стоит ли объяснять ей, что он не  "шеф",  а  шериф,  но
решил не беспокоиться по этому поводу. Эту ошибку делал  почти  каждый.  -
Да, конечно, - ответил он.
     Занято.
     Он сидел в узеньком маленьком кабинете на самых задворках управления;
если бы его передвинули еще чуть назад,  то  Пэнборн  оказался  бы  уже  в
густых  кустах.  Комната  была  завалена   пыльными   архивными   папками.
Единственный стол  был  беженцем  из  школы,  с  покатой  поверхностью,  с
поврежденной крышкой и  чернильницей.  Алан  установил  ее  на  коленях  и
бесцельно перекатывал вперед и назад.  Одновременно  он  крутил  и  листок
бумаги по столу. На бумажке рукою Алана было выведено:  "Хью  Притчард"  и
"Госпиталь графства Бергенфилд. Бергенфилд, штат Нью-Джерси".
     Он думал о своей беседе с Тадом, полчаса  тому  назад.  Все,  что  он
сказал Таду, сводилось к успокоению Бомонта  надежностью  его  полицейской
охраны, к рассказу, как бравые патрульные ребята будут  геройски  защищать
Тада и его жену от безумного маньяка, возомнившего себя Джорджем  Старком,
если, конечно, это  безумец  появится.  Алан  очень  сомневался,  что  Тад
поверил всему этому. Это сомнение связывалось и с тем фактом, что человек,
пишущий романы для заработка, должен иметь наметанный глаз  и  уши,  чтобы
сразу опознать сказки.
     Да, они будут пытаться защитить Тада и Лиз,  обеспечить  надежное  их
прикрытие. Но Алан хранил в памяти происшедшее в Бэнгоре в 1985 году.
     Женщина просила дать полицейскую охрану и получила ее после того, как
ее муж, с которым  она  давно  не  ладила,  жестоко  избил  се  и  угрожал
вернуться и  убить  ее,  если  она  попытается  выполнить  свое  намерение
развестись  с  ним.  Две  недели  этот  человек  ничего  не  предпринимал.
Полицейское управление Бэнгора  уже  готовилось  снять  наблюдение,  когда
вдруг появился этот самый муж,  катя  тележку  из  прачечной  и  одетый  в
униформу служащего  этой  прачечной.  Он  подошел  к  двери,  неся  связку
выстиранного белья. Полиция, возможно, и узнала бы  этого  человека,  даже
одетого в униформу, если бы он появился чуть раньше, когда еще были  свежи
в памяти все указания и инструкции по наблюдению, но и это было бы  весьма
спорным  утверждением;  тем  более,  они  не  опознали   его,   когда   он
действительно появился. Он постучал в дверь, и когда женщина  открыла  ее,
муж вынул револьвер из кармана брюк и застрелил ее в упор.  Еще  до  того,
как приставленные к несчастной жертве копы  сообщили,  что  происходит,  и
только выбрались из своей  машины,  мужчина  уже  появился  на  крыльце  с
поднятыми руками. Он швырнул еще дымящийся револьвер в  кусты  роз.  -  Не
стреляйте в меня, - спокойно сказал  убийца.  -  Я  уже  все  закончил.  -
Тележка и  униформа,  как  выяснилось,  были  одолжены  у  одного  старого
забулдыги, который даже не подозревал о ссорах между  преступником  и  его
женой.
     Мораль была проста: если кому-то очень хочется до вас добраться, и  у
этого кого-то будет немного удачи,  то  он  несомненно  увидится  с  вами.
Вспомним Освальда, вспомним Чапмена, вспомним, что проделал сам  Старк  со
всеми этими людьми в Нью-Йорке.
     Звонок.
     - Вы еще здесь, шеф? - радостно спросил женский  голос  из  госпиталя
графства Бергенфилд.
     - Да, - ответил Алан. - Все еще здесь.
     - У меня есть требующаяся вам информация, - сказала она. - Доктор Хью
Притчард ушел на пенсию в 1938 году. У меня имеется его адрес и телефон  в
городе Форт Ларами, штат Вайоминг.
     - Могу ли я записать их?
     Она сообщила все, что требовалось. Алан поблагодарил, снял  трубку  и
набрал номер. На том конце его  звонок  оборвался  на  половине,  а  затем
автоответчик начал мерно произносить свое важное  сообщение  в  ухо  Алана
Пэнборна.
     - Хэллоу, это Хью Притчард, - вещал замогильный  голос.  "Ну  вот,  -
подумал шериф, - парень хотя бы не загнулся - это уже удача". - Хельга и я
сейчас ушли из дома. Я, вероятно, играю в гольф, а где Хельга, знает  лишь
Господь. - Затем последовал довольный смешок старикана. - Если  вы  хотите
что-то сообщить, можете это сделать после сигнала  зуммера.  Он  последует
через тридцать секунд.
     Бии-пп!
     - Доктор Притчард, это шериф Алан Пэнборн, - сказал Алан. - Я служу в
Мэне. Мне нужно поговорить с вами о  человеке  по  имени  Тад  Бомонт.  Вы
удаляли опухоль из его мозга в 1960 году, когда ему было одиннадцать  лет.
Пожалуйста,  позвоните  мне  в  полицейское  управление  в  Ороно,   номер
207-255-2121. Благодарю вас.
     Он  закончил  свою  сладкую  речь.  Разговоры  с  автоматами   всегда
заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке.
     Почему ты так беспокоишься из-за всего этого?
     Ответ, который он уже давал Таду,  был  предельно  прост:  процедура.
Алан сам не мог быть удовлетворен столь уместным словом, потому что  знал,
что это не была процедура. Она могла бы считаться таковой - мысленно, хотя
бы - если бы этот Притчард оперировал человека, называющего  себя  Старком
(но ведь и он больше себя таковым не считает и не называется этим именем),
но ведь это не так. Притчард оперировал Бомонта, н, в любом случае, прошло
уже двадцать восемь лет.
     Так почему?
     Потому что все было неправильно, вот почему. И отпечатки  пальцев,  и
тип крови по анализу кончика сигареты,  и  то  сочетание  разума  и  жажды
убийства, которое продемонстрировал преступник, и настойчивость Тада и Лиз
в том, что литературный двойник Тада вдруг ожил и стал реальным человеком.
Это было наиболее неправдоподобно. Это  предположение  двух  лунатиков.  И
сейчас у него было нечто, что тоже было  неправдоподобным.  Полиция  штата
приняла без возражений и сомнений заявление этого типа по телефону, что он
теперь осознал и понял, кем он является на самом деле. Для Алана  все  это
гроша ломаного не стоило. От этого попахивало мошенничеством и хитростью.
     Алан подумал, что, может быть, этот человек все же появится.
     Но ни один из этих ответов не служит ответом на мой вопрос, - шептало
сознание Алана. - Почему ты так беспокоишься из-за всего этого. Почему  ты
звонишь в Форт Ларами, штат Вайоминг  и  ищешь  этого  старикана,  который
скорее всего не помнит Тада Бомонта из-за того,  что  давно  уже  страдает
провалами памяти?"
     - Потому что у меня нет ничего лучшего,  -  прямо  и  честно  ответил
самому себе шериф. - Потому что я могу звонить отсюда  без  этого  чертова
городского выборного старосты, который следит, чтобы я не превысил расходы
на междугородные телефонные разговоры. И потому, что они верят в это - Тад
и Лиз. Это безумие, все правильно, но они кажутся достаточно разумными  во
всех прочих делах... и, черт возьми, все  же  они  ВЕРЯТ  в  это.  Это  не
значит, что и я верю.
     И он не верил.
     Так ли?
     День проходил  медленно.  Доктор  Притчард  так  и  не  позвонил.  Но
голосовые отпечатки все  же  пришли,  вскоре  после  восьми,  и  они  были
удивительными.

     Они выглядели совсем не так, как ожидал Тад.
     Он думал увидеть нечто типа распечатки электрокардиограммы с пиками и
провалами, которые Алан будет пытаться расшифровать и объяснить. Он и  Лиз
будут поддакивать  с  умным  видом,  как  это  делают  те  люди,  которые,
столкнувшись со слишком сложными и путаными объяснениями какой-либо  вещи,
незнакомой им, знают, что лучше всего в этом случае не задавать каких-либо
вопросов, поскольку если их действительно задать, то  получишь  еще  менее
понятный ответ.
     Вместо ожидаемого, шериф показал им два листа  чистой  белой  бумаги.
Единственная линия шла посередине  каждого  из  них.  У  этих  линий  были
какие-то участки типа пиков, всегда по два или по три вместе,  но  большей
частью эти линии напоминали мирные синусоидальные волны. И вам  достаточно
было одного взгляда на них, чтобы убедиться если не в полной идентичности,
то в очень близком сходстве обеих прочерченных самописцем линий.
     - Это то же самое? - спросила Лиз.
     - Не совсем, - ответил Алан. - Смотрите. - Он наложил  один  лист  на
другой как иллюзионист, проделывающий  на  глазах  у  восхищенной  публики
особо ловкий и коронный фокус. Шериф поднял оба листа к свету. Тад  и  Лиз
внимательно разглядывали изображение на бумаге.
     - Они, действительно,  те  же  самые,  -  проговорила  Лиз  мягким  и
трепетным голосом.
     - Ну... не совсем,  -  ответил  шериф  и  показал  на  три  небольших
участка, где между линиями имелись очень малозаметные различия,  и  сквозь
верхний  лист  бумаги  здесь  просвечивала   тоненькая   зубчатая   нитка,
нанесенная в этом месте только  на  нижнем  листе.  Один  из  этих  зубцов
приходился поверху,  а  два  других  понизу  соответствующих  участков  на
верхнем листе. Основные линии казались полностью идентичными.  -  Различия
отмечены на  отпечатке  Тада,  и  они  проявляются  только  на  стрессовых
участках. - Алан поочередно показал каждый из них на бумаге. - Здесь: "Что
тебе надо, сукин сын". Здесь: "Это же чертовская ложь, и ты  это  знаешь".
И, наконец, здесь: "Сплошная ложь, черт тебя раздери". Сейчас все эксперты
сфокусировали свое внимание на этих мельчайших  различиях,  поскольку  они
хотят зацепиться за них в доказательствах,  что  невозможно  получить  два
идентичных голосовых отпечатка от разных людей. Но все дело в том,  что  в
записи Старка не  было  никаких  стрессовых  участков.  Ублюдок  оставался
холодным, спокойным и выдержанным все это время.
     - Да, - сказал Тад. -  Он  говорил  так,  словно  запивал  свою  речь
лимонадом.
     Алан положил листы с отпечатками на край стола. - Никто в руководстве
полиции штата действительно не верит,  что  это  два  различных  голосовых
отпечатка, даже с этими мелкими различиями, - сказал шериф. - Мы  получили
отпечатки  из  Вашингтона  очень  быстро.  Причина  моего  столь  позднего
появления здесь связана с просьбой эксперта  из  Аугусты.  Как  только  он
увидел их, он попросил  копию  магнитофонной  записи.  Мы  послали  ее  из
Бангора авиарейсом "Истерн Эйрлайнс", и они  прогнали  запись  через  одну
штуковину, называемую аудиоусилителем. Они это сделали, чтобы  определить,
действительно  ли  кто-то  живой  говорил   с   той   стороны,   или   там
прокручивалась магнитофонная запись.
     - Вот как, - сказал Тад. Он сидел у камина и пил содовую.
     После  ознакомления  с  голосовыми  отпечатками  Лиз  повернулась   к
детскому манежу. Она села на пол, скрестив ноги  и  пытаясь  не  допустить
столкновения голов Уильяма и Уэнди, когда они изучали пальцы  ног  друг  у
друга. - Зачем им это понадобилось?
     Алан ткнул пальцами в сторону Тада, который грустно усмехнулся. - Ваш
муж знает, зачем.
     Тад спросил шерифа:
     - С этими небольшими различиями, они ведь  могли,  по  крайней  мере,
высмеять самих себя, предположив, что разговаривали два различных голоса -
Что вы имеете в виду?
     - Угу. Хотя я  никогда  не  слыхивал  о  двух  голосовых  отпечатках,
похожих настолько, как эти. - Шериф пожал плечами.  -  Конечно,  мой  опыт
работы с ними не соль широк, как у парней из ФОЛЕ, которые только  этим  и
живут,  или  даже  как  у  парней  из  Аугусты,  которые  являются  общими
практиками:  работают  с  голосовыми  и  дактилоскопическими  отпечатками,
следами ног, отпечатками колес. Но я действительно изучал литературу  и  я
был там, когда пришли результаты, Тад. Они посмеялись  над  собой,  но  не
очень сильно.
     -  Итак,  они  обнаружили  три  небольших  различия,  но  это  их  не
удовлетворило. Проблема была в  том,  что  мой  голос  отражал  стрессовое
напряжение в  отличие  от  голоса  Старка.  Поэтому  они  и  обратились  к
усилителю, надеясь, что все встанет на свои  места.  Надеясь,  фактически,
что со стороны Старка звучала магнитофонная запись, сделанная мною  самим.
- Тад покосился на шерифа. - Я выиграл призового цыпленка?
     - Не только его, но и хрустальный сервиз на шесть персон и бесплатный
билет в Киттери.
     - Но это глупейшее предположение из всех когда-либо мною  услышанных,
- спокойно сказала Лиз.
     Тад рассмеялся, но невесело. - Вся эта затея глупа. Они подумали, что
я могу изменять свой голос, подобно Мэлу Бланку... или еще  кому-то.  Идея
была в том, что я подготовил запись голоса Джорджа Старка, отметив  паузы,
в которые должен был отвечать в присутствии свидетелей в  своем  же  доме.
Конечно, мне надо было обзавестись какой-то штуковиной  для  подсоединения
магнитофона в кабинке телефона-автомата. Такие вещицы ведь есть, Алан?
     - Так точно. Можно достать в любом магазине электронной  техники  или
просто заказать по  любому  из  тех  восьмисот  номеров,  которые  дают  в
телерекламе.
     - Верно. Единственной вещью, которую  мне  оставалось  сделать,  было
нанять доверенного человека, который должен  был  отправиться  на  станцию
Пенн, подсоединить проигрыватель к микрофону телефона и  заняться  чем-то,
напоминающим  ремонт  или  проверку  этого  телефона,  чтобы  не  вызывать
подозрений. Этот парень должен был бы позвонить мне домой в нужное  время.
Затем... - Тад остановился. - Как был оплачен вызов? Я забыл об этом.  Это
же не общественный, а платный телефон.
     - Использовали ваш телефонный кредитный  номер,  -  пояснил  Алан.  -
Очевидно, вы дали его своему напарнику.
     - О да, очевидно. Мне нужно было делать всего две вещи, когда начался
этот спектакль одного актера. Первое - самому вовремя отвечать.  Второе  -
постараться добиться максимальных различий между  отпечатками  голосов  по
обеим сторонам телефонной связи. Я справился очень хорошо, как вы думаете,
Алан?
     - Да. Просто фантастика.
     - Мой напарник повесил трубку, когда запись подсказала  ему  это.  Он
снял магнитофон и обхватил его руками...
     - Черт возьми, убрал в карман, - сказал Алан. -  Товар,  который  они
ныне предлагают, столь хорош, что и ЦРУ частенько покупает у фирмы "Рэйдио
Шек".
     - О,кей, он убрал магнитофон в  карман  и  после  всего  проделанного
мирно удалился. Меня же не только слышали, но и видели в пяти сотнях  миль
от этого человека, который звучал совсем не так, как я -  он  звучал  так,
как будто говорит мой ближайший друг с крайнего Юга. Но  в  результате  он
имел в точности те же голосовые отпечатки, что и я  сам.  Это  все  те  же
дактилоскопические отпечатки, все снова, только еще лучше. - Он  посмотрел
на Алана, ожидая подтверждения высказанного.
     - А во-вторых, - сказал шериф, - соверши-ка ту  полностью  оплаченную
командировку в Портсмут.
     - Спасибо.
     - Не стоит.
     - Это не просто безумие, - сказала Лиз, - это  просто  невероятно.  Я
думаю, всем этим людям нужно иметь головы...
     Пока ее внимание отвлеклось, близнецы, наконец, преуспели  в  чокании
головами и начали горько оплакивать это происшествие. Лиз  взяла  на  руки
Уильяма, а Тад принялся за спасение Уэнди.
     Когда кризис миновал, Алан сказал: - Это невероятно,  все  верно.  Вы
это знаете, я это знаю, и они тоже. Но Шерлок Холмс у Конан Дойля высказал
одну мысль,  которая  сохраняет  актуальность  и  в  определении  нынешних
преступлений.  Когда   вы   исключаете   все   действительно   невозможные
объяснения, остается то, что служит ответом на вопрос... не  важно,  каким
неправдоподобным оно кажется.
     - Я думаю, что в оригинале это было несколько элегантнее выражено,  -
заметил Тад.
     Алан улыбнулся: - Я прижму вас как-нибудь.
     - Вам обоим это может и кажется забавным, но не мне, - заявила Лиз. -
Таду нужно было сойти с ума, чтобы заняться чем-то в этом  роде.  Конечно,
полиция, может быть, так н считает, что мы оба сумасшедшие.
     - Они не думают о  чем-либо  вроде  этого,  -  грустно  ответил  Алан
Пэнборн, - по крайней мере, сейчас, да и вряд ли посчитают  вас  безумными
вообще когда-либо, если только вы не будете излагать  им  все  свои  дикие
предположения, а оставите их при себе.
     - А как насчет вас самого, Алан?  -  поинтересовался  Тад.  -  Мы  же
вылили все свои дикие россказни на вас. Что вы думаете?
     - Не думаю, что вы сошли с ума. Все было бы намного проще, если бы  я
поверил в это. Я не знаю, что происходит.
     - Что вы разузнали у доктора Хьюма? - захотела выяснить Лиз.
     - Имя врача, оперировавшего  Тада,  когда  он  был  еще  ребенком,  -
ответил Алан. - Его зовут Хью Притчард -  вам  что-нибудь  напоминает  это
имя, Тад?
     Тад нахмурился и долго думал. Наконец он сказал: - Думаю,  что  да...
но я могу сам себя здесь провести. Это были слишком давно.
     Лиз наклонилась вперед с  загоревшимися  глазами.  Уильям  взирал  на
Алана из безопасного укрытия на коленях у матери.
     - Что сказал вам Притчард? - спросила она.
     - Ничего. Я попал только на его автоответчик,  который  позволил  мне
сделать предположение, что этот человек еще жив - и  это  все.  Я  оставил
послание ему.
     Лиз откинулась назад, явно разочарованная.
     - А что насчет моих обследований? - поинтересовался Тад. -  Хьюм  уже
получил их результаты? Или он не захотел говорить вам о них?
     - Он сообщил, что как только  их  получит,  вы  будете  первыми,  кто
узнает о результатах, - ответил Алан  Пэнборн.  Он  усмехнулся.  -  Доктор
Хьюм, по-моему, будет противодействовать идее рассказать  шерифу  графства
вообще что-то.
     - Таков Джордж Хьюм, - согласился Тад и улыбнулся. - "Твердый" -  его
второе имя.
     Алан заерзал в своем кресле.
     - Не хотите ли чего-нибудь выпить, Алан, - спросила Лиз. -  Пиво  или
пепси?
     - Нет, спасибо. Давайте вернемся к тому, во что верит полиция  штата,
а во что - нет. Они не верят, что  кто-либо  из  вас  связан  с  возможной
мистификацией, но они оставили  за  собой  право  верить,  что  это  могло
произойти. Они знают, что вы при всем своем желании,  Тад,  не  смогли  бы
лично проделать те вещи, что случились вчера ночью и  сегодня  утром.  Ваш
напарник мог бы - тот самый, гипотетический, кто работал с магнитофоном  в
телефонной будке - но не вы. Вы были здесь.
     - А  что  с  Дарлой  Гейтс?  -  спокойно  спросил  Тад.  -  Девушкой,
работавшей в бухгалтерском отделе?
     - Мертва. Расчленена, как он и говорил, но сперва убита  выстрелом  в
голову. Она не страдала.
     - Это ложь.
     Алан удивленно взглянул на Тада.
     - Он не отпустил  бы  ее  столь  легко  и  дешево  отделавшейся.  Это
невозможно после того, что он сотворил с Клоусоном. Кроме того, именно она
оказалась основным провокатором, разве  вы  не  помните?  Клоусон  выложил
перед ней немного денег - их никак не могло  быть  очень  много,  учитывая
состояние его финансов - и она клюнула, разрешив коту  вылезти  из  сумки.
Поэтому не рассказывайте мне сказки, что он ее сперва застрелил,  а  потом
разрезал на части, и она не страдала.
     - Хорошо, - сказал Алан. - Это было не так. Вы хотите знать, как  это
действительно произошло?
     - Нет, - тут же сказала Лиз.
     Наступил момент тяжкого молчания. Даже  близнецы,  казалось,  ощутили
нависшую атмосферу в комнате; они смотрели друг  на  друга  с  выражением,
очень похожим на глубокую печаль. Наконец Тад произнес: - Можно мне  снова
спросить: во что вы верите? Во что вы верите сейчас?
     - У меня нет теории. Я знаю, что вы не  делали  магнитофонной  записи
высказываний Старка, поскольку аудиоусилитель не обнаружил  никакого  шума
от ленты, а ведь это устройство четко воспроизвело даже объявления диктора
на станции Пенн, что поезд "Пилигрим" на Бостон подан для посадки на  путь
номер три. И этот поезд действительно туда подавался сегодня днем. Посадка
началась в два тридцать шесть  пополудни,  н  это  как  раз  соответствует
времени вашей маленькой беседы со Старком. Но  мне  даже  и  не  требуется
всего этого. Если бы разговор со стороны Старка был записан, либо вы, Тад,
либо Лиз тут же поинтересовались бы, что показал усилитель, как  только  я
сообщил об его использовании. Но никто из вас этого не сделал.
     - Все это так, но вы по-прежнему не верите в это, ведь так? -  сказал
Тад. - Я имею в виду, как вы мечетесь и крутитесь  -  достаточно  хотя  бы
того, что вы действительно стараетесь выйти на этого доктора  Притчарда  -
но вы на самом деле не  сможете  всегда  придерживаться  какой-то  средней
линии во всем происходящем, ведь это просто невозможно?  -  Голос  Бомонта
звучал расстроенно и грустно чему он сам несколько удивился.
     - Сам парень допустил, что он не Старк.
     - О да. Он был здесь чрезвычайно искренен.
     - Вы ведете себя так, словно это вас ничуть не удивило.
     - Не удивило. А вас?
     Честно говоря, да, удивило. После всех этих преступлений и бед, после
доказательства факта идентичности  ваших  дактилоскопических  и  голосовых
отпечатков...
     - Алан, на секунду обождите, - прервал его Тад.
     Алан сделал паузу, вопросительно глядя на Тада.
     - Я сказал  вам  сегодня  утром,  что  подозреваю  Джорджа  Старка  в
совершении этих убийств. Ни мой сообщник,  ни  психопат,  который  изобрел
способ передавать чужие  дактилоскопические  отпечатки,  не  соответствуют
тому  описанию,  которое  дал  я,  и  которое  подтвердилось  при   опросе
свидетелей - и вы все еще не верите мне. А сейчас?
     - Нет, Тад. Мне бы хотелось определенно ответить на этот  вопрос,  но
лучшее, что я могу сказать: "Я верю, что вы верите".
     Он поднял взгляд на Лиз. - Вы оба.
     - Я буду стремиться узнать правду, -  сказал  Тад,  -  хотя  вряд  ли
что-нибудь другое в меньшей степени позволит мне остаться в живых,  как  и
моей семье. И сейчас моему сердцу радостно было хотя бы  услышать,  что  у
вас нет теории, Алан. Это  немного,  но  все  же  шаг  вперед.  Я  пытаюсь
показать вам,  что  вы  можете  говорит  сколько  угодно  об  отбрасывании
невозможного и принятия того, что после этого остается, как бы невероятным
оно ни оказалось, но здесь это не работает. Вы не принимаете Старка, а  он
и есть то, что остается, когда вы отбросите все постороннее. Позвольте мне
прибегнуть к такой аналогии, Алан: если у вас слишком много  доказательств
наличия опухоли в  вашем  мозгу,  вы  пойдете  в  госпиталь  и  ляжете  на
операцию, даже если шансы на то, что вы останетесь живы,  не  столь  уж  и
высоки.
     Алан открыл рот, покачал головой  и  остановился.  В  гостиной  вновь
слышались лишь тикание часов и возня малышей.  Тад  внезапно  ощутил,  что
здесь он прожил всю свою взрослую жизнь.
     - С одной стороны, у вас уже имеются достаточно веские доказательства
для проведения серьезного расследования, - резюмировал ситуацию Тад.  -  С
другой  стороны,  вы  получили  ничем  не  подтвержденное  утверждение  по
телефону, что он "пришел в себя" и "теперь знает, кто он есть". И  все  же
вы  склоняетесь  принять   на   веру   именно   это   утверждение   вместо
доказательств.
     - Нет, Тад. Это не так. Я не принимаю никаких сообщений и утверждений
прямо с ходу - ни ваших, ни вашей жены, и уж еще меньше  тех  утверждений,
что сделал человек, который звонил вам. Мой выбор остается еще открытым.
     Тад показал пальцем через плечо на окно.  За  развевающимися  легкими
занавесками   они   могли   видеть   патрульную   полицейскую   машину   с
полисменами-охранниками.
     - А как насчет них? И их выбор остается  открытым?  Я  молю  Господа,
чтобы вы оставались здесь, Алан, я бы взял вас сюда  одного  вместо  целой
армии  полисменов,  потому  что  вы  будете  держать  хотя  бы  один  глаз
приоткрытым. У них же они будут закрытыми.
     - Тад...
     - Не обращайте внимания, - сказал Тад. -  Это  правда.  Вы  сами  это
знаете... И он тоже это знает. Он будет ждать. А когда все решат, что  все
кончилось, и Бомонты в безопасности, когда полиция свернет свои  навесы  и
уберется, Джордж Старк пожалует сюда.
     Тад замолчал. Лицо его омрачилось тяжелым  раздумьем.  Алан  заметил,
как усиливались прямо на глазах сожаление и усталость на лице Тада.
     - Я хочу вам сейчас кое-что сказать - обоим вам. Я точно  знаю,  чего
он хочет. Он хочет, чтобы я  написал  еще  один  роман  из  серии  романов
Старка, - вероятнее всего об Алексисе  Мэшине.  Я  не  знаю,  смогу  ли  я
сделать это, но если я решу, что это кому-то из нас поможет, я  попытаюсь.
Я заканчиваю работать над "Золотой собакой" и  начинаю  этот  новый  роман
сегодня вечером.
     - Тад, нет! - воскликнула Лиз.
     - Не перебивай  меня,  Лиз,  -  сказал  он.  -  Это  убьет  меня.  Не
спрашивай, как, но я знаю это, и все же я  сделаю  это.  Но  если  бы  моя
смерть всему положила конец, я еще могу попробовать. Но я  так  не  думаю.
Потому что я не думаю, что в сущности он - вообще живой человек.
     Алан молчал.
     - Итак! - сказал Тад  с  выражением  человека,  принявшего,  наконец,
важное решение. - Вот как обстоят наши дела. Я не могу, я не  буду,  я  не
должен. Это означает, что он придет. И когда он придет, только Бог  знает,
что произойдет.
     - Тад, - сказал шериф неуверенно, - вам нужно чуть-чуть времени,  это
все. И когда оно пройдет, большая часть всего этого... просто  улетучится.
Как молочная пена. Как кошмарный сон по утрам.
     - Это не та перспектива, в которой мы нуждаемся, - сказала  Лиз.  Они
посмотрели в ее сторону и увидели, что она тихо плачет. Не многочисленные,
но тем не менее, явные слезы блестели на лице Лиз. - Что нам надо, так это
найти кого-то, кто бы смог выключить его.

                                    6

     Алан возвратился в Кастл Рок поздно ночью, приехав домой в два  часа.
Он пробрался в дом возможно более тихо, заметив, что Энни  снова  позабыла
включить охранную сигнализацию. Ему не хотелось бы делать ей замечание  по
этому поводу - мигрени жены участились в последнее время -  но  он  решил,
что это все равно придется сделать, рано или поздно.
     Он поднялся по лестнице, держа  ботинки  в  руках  и  двигаясь  столь
плавно, словно не шел, а плыл. Тело шерифа обладало особой грацией,  прямо
противоположной неуклюжести Тада Бомонта, но Алан редко ее демонстрировал.
Казалось,  что  тело  шерифа  обладало  какими-то  секретами  перемещения,
которые приводили в смущение его собственный  разум.  Но  теперь,  в  этой
тишине, не было никакой необходимости скрывать свои необычные  таланты,  и
он двигался подобно тени, причем почти зловещей,
     На половине лестницы он вдруг  остановился...  и  пошел  вниз  снова.
Рядом с гостиной на первом этаже у него был оборудован  крохотный  рабочий
кабинет, в котором имелся столик и несколько книжных полок  -  то,  что  и
было ему нужно. Он старался не брать домой работу. Алан не всегда  в  этом
преуспевал, но всегда очень старался.
     Он закрыл дверь, включил свет и взглянул на телефон.
     "Ты же не собираешься это делать  на  самом  деле?  -  спросил  шериф
самого себя. - Ведь уже середина ночи, а этот парень не просто  доктор  на
пенсии, а пенсионер-НЕЙРОХИРУРГ. Ты его разбудишь, и он  способен  сделать
тебе еще одну прорезь в заднице".
     Затем Алан подумал о глазах Лиз Бомонт - ее темных испуганных  глазах
- и решил, что ему все же надо это сделать. Может быть, это даже будет и к
лучшему, ночной звонок покажет, что дело действительно  серьезное,  и  это
заставит доктора Притчарда подумать. А шериф может перезвонить доктору еще
раз в более удобное время.
     "Кто знает, - подумал Алан без особой надежды (но с  некоторой  долей
юмора), - может быть, он НЕ ЗАМЕЧАЕТ звонков посреди ночи".
     Алан вынул листок бумаги из кармана своей форменной рубашки и  набрал
номер Хью Притчарда в Форт Ларами. Он сделал это  стоя,  приготовившись  к
взрыву негодования и сердитому голосу собеседника.
     Но шерифу нечего было беспокоиться; автоответчик повторил в  точности
все уже ранее проделанные дневные операции и сообщил Пэнборну то же  самое
послание своего хозяина.
     Алан повесил трубку и сел в задумчивости за столик. Настольная  лампа
отбрасывала круглый сноп света на поверхность  стола,  и  Алан  начал  при
помощи рук имитировать тени различных животных, любимых  им  с  детства  -
кролика, собаки,  ястреба,  даже  кенгуру.  Его  руки  отличались  той  же
поразительной гибкостью и грацией, что и все тело, когда  он  был  один  и
расслаблен. Подчиняясь  движениям  легких  и  быстрых  пальцев,  животные,
казалось, маршировали в параде сквозь ярко  освещенный  участок,  одно  за
другим. Это небольшое представление всегда вызывало восторг  и  веселье  у
его детей, да и отвлекало мозг Алана от тяжелых раздумий и беспокойств.
     Но сейчас это не подействовало.
     Доктор Хью Притчард мертв. Старк добрался и до него.
     Это, конечно, невозможно. Алан полагал, что он бы запросто  проглотил
любое привидение, если бы оно вздумало приставить револьвер к его  голове,
но Старк все же не тот  бесподобный  Супермен,  который  пересекает  целые
континенты одним прыжком. Он может лишь подумать о причинах, почему кто-то
решает оставлять у себя на ночь работающим телефонный автоответчик.  И  не
последней здесь могла  бы  послужить  идея  обезопасить  себя  от  поздних
звонков таких чудаков, как шериф Алан Дж. Пэнборн из Кастл Рока, штат Мэн.
     Да, но он мертв. Он и его жена также. Как ее имя? Хельга.
     "Я, вероятно, играю в гольф, а где Хельга, знает лишь Господь". Но  я
знаю, где теперь Хельга, я знаю, где  теперь  вы  оба.  Вы  оба  лежите  с
перерезанными глотками в крови, вот что я думаю, а  на  стене  гостиной  в
вашей чудной стороне, где Огромное Небо, красуется надпись "ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ
СНОВА".
     Алан Пэнборн содрогнулся. Это было чистое безумие, но  он  ужаснулся,
тем не менее. Это чувство прошло по нему, как по проволоке.
     Он связался со справочной  штата  Вайоминг  и  узнал  номер  телефона
конторы  шерифа  в  Форт  Ларами.  Алан  набрал  этот  номер  и  попал  на
диспетчера, который находился в полусне. Алан называл свое имя и рассказал
диспетчеру о том, с кем он пытается и не может установить связь. Он назвал
адрес доктора Притчарда и его жены и попросил выяснить, не значатся ли  их
имена в электронной картотеке среди уехавших отдохнуть из города. Если  бы
это  действительно  случилось  -  а  время  было  самое  подходящее  -  то
Притчарды, несомненно, сообщили бы об этом в полицию, чтобы те присмотрели
за их домом, пока он пустует.
     - Ладно, - ответил диспетчер, -  почему  вы  не  сообщаете  мне  свой
телефонный номер? Я перезвоню вам попозже с выясненной информацией.
     Алан вздохнул. Это было более чем  общепринятой  рабочей  процедурой.
Конечно, не  слишком  приятной,  но  необходимой,  чтобы  не  вляпаться  в
чье-нибудь  дерьмо.  Парень  не  хотел  выдавать   свою   информацию,   не
удостоверившись, что Алан - именно тот человек, каковым он назвался.
     - Нет, - сказал шериф. - Я сейчас звоню из  дома  и  сейчас  середина
ночи...
     - Да и здесь пока солнце еще не светит, шериф  Пэнборн,  -  лаконично
ответил диспетчер.
     Алан еще раз вздохнул. - Не сомневаюсь, что вы правы, - сказал  он  -
но также не сомневаюсь, что ваша жена и дети не спят  наверху,  над  вашей
головой. Сделайте вот что, приятель, вызовите управление полиции штата Мэн
в Оксфорде - я дам вам их номер - и проверьте мое имя. Они его выдадут  по
номеру идентификационной карточки в системе ЛОУЗ". Я перезвоню минут через
десять или около того, и им сможем обменяться словами пароля.
     - Ладно, принято, - сказал диспетчер, но без всякого энтузиазма. Алан
догадывался, что он либо разбудил парня,  либо  оторвал  его  от  позднего
телешоу, а может быть, от последнего номера "Пентхауза".
     - О чем вообще идет речь? - поинтересовался диспетчер после того  как
повторил сообщенный шерифом телефонный номер.
     - Расследование убийства, - ответил Алан, - и еще по горячим  следам.
Я бы не стал звонить вам по пустякам, дружище. - Он опустил трубку.
     Пэнборн сидел за столиком, снова играл с тенями, изображающими разную
живность, и ждал окончания им же назначенного десятиминутного  срока.  Это
длилось очень долго, как ему казалось. И прошла всего лишь половина  этого
срока, когда дверь в кабинет открылась и вошла Энни. На  ней  была  ночная
рубашка,  и  сейчас  смотрелась  она  для  него  как-то  призрачно;   Алан
чувствовал, что содрогание снова хочет  поработать  как  следует  над  его
телом. Нахлынувшее чувство было похоже на то, словно он заглянул в будущее
и узнал, что оно будет неприятным. Даже грязным.
     "Как я себя буду ощущать, если он теперь решит заняться мной? - вдруг
ужаснулся шериф. - Мною, и Энни, и Тоби, и Тоддом? Что я буду чувствовать,
если буду знать, кто он... и никто не будет верить мне?"
     - Алан? Что ты тут делаешь в такое позднее время?
     Он улыбнулся, поднялся и поцеловал ее. -  Поджидаю  наркотики,  чтобы
немного расслабиться, - остроумно ответил шериф.
     - Нет, в самом деле - это все по делу Бомонта?
     - Да. Я пытался выйти  на  того  доктора,  который,  возможно,  знает
кое-что обо всем этом кошмаре. Я попадаю только на телефонный автоответчик
и потому решил проверить у их шерифа, не уехали ли Притчарды на лето.  Тот
парень,   с   кем   я   поговорил,   сейчас,   наверное,   проверяет   мою
благонадежность. - Он взглянул на жену с осторожной заботливостью.  -  Как
ты, милая? Голова болит?
     - Нет, - ответила Энни,  -  но  я  услыхала,  как  ты  вошел.  -  Она
улыбнулась. - Ты самый тихий мужчина в мире, когда этого  захочешь,  Алан,
но тебе трудно научить свой автомобиль следовать твоему примеру.
     Он обнял Энни.
     - Не хочешь ли чаю? - спросила она.
     - О нет. Стакан молока, если несложно.
     Она вышла  и  вернулась  через  минуту  с  молоком.  -  Что  из  себя
представляет этот Бомонт? - спросила Энни. - Я как-то видела его в городе,
да и жена его заходила в магазин, когда там была и я, но я никогда  с  ним
не разговаривала. - Магазин назывался "Вы шьете  и  шьете"  и  принадлежал
женщине по имени Полли Чалмерс. Хозяйка вела дело, а Энни Пэнборн работала
у нее на полставки, по четыре часа в день.
     Алан подумал над вопросом. - Мне он  нравится,  -  наконец  прозвучал
ответ. - Сперва - нет, мне показалось, что он холодная рыба. Но  я  увидел
его в тяжелые времена. Он только... какой-то отчужденный. Возможно оттого,
что его литературная профессия накладывает свой отпечаток.
     - Мне очень понравились обе его книги, - сказала Энни.
     Он поднял брови.
     - Я и не знал, что ты их читала.
     - Ты никогда не спрашивал,  Алан.  Потом,  когда  случилась  вся  эта
сенсация с его псевдонимом, я попробовала одну из тех, других книг.  -  Ее
нос поморщился от отвращения.
     - Нехороши?
     - Ужасны. Пугающие. Я не смогла дочитать до конца. Я  бы  никогда  не
поверила, что один и тот же человек написал обе такие разные книги.
     "Чуешь, куда все клонится?" - подумал Алан. Но он не  должен  все  же
верить в это.
     - Тебе бы следовало вернуться в постель, - сказал шериф, -  а  то  ты
встанешь завтра с новым приступом мигрени.
     Она покачала головой. - Я думаю, что  этот  головной  монстр  наконец
оставил меня в покое, по крайней мере, на некоторое время. - Энни  бросила
на него взгляд из-под опущенных ресниц. - Я все же не буду спать, пока  ты
не придешь... если, конечно, не совсем уж поздно.
     Он обхватил ее грудь  через  ночную  рубашку  и  крепко  поцеловал  в
раскрытые губы. - Я поднимусь сразу же, как только закончу с этим.
     Она ушла, н Алан убедился, что прошло  уже  более  десяти  минут.  Он
снова связался с Вайомингом и с тем же сонным диспетчером.
     - Я уж подумал, что вы забыли обо мне, приятель.
     - Вовсе нет, - ответил Алан.
     - Вы дадите свой номер в "ЛОУЗ", шериф?
     - 109-44-205-МЭ.
     - Я не сомневаюсь, что вы - оригинал, а не  какая-то  дешевая  копия,
все в порядке. Жалею, что пришлось заставить вас пройти всю эту тягомотину
в столь поздний час, шериф Пэнборн, но вы должны меня понять.
     - Все правильно. Что вы скажете мне насчет доктора Притчарда?
     - О да, они с женой числятся в нашей картотеке уехавших на время, все
так, - сказал диспетчер.  -  Они  отправились  в  Йеллоустонский  парк,  в
палаточный лагерь, до конца месяца.
     "Вот так, - подумал Пэнборн. - Ты понял? А ты здесь  прыгаешь  вокруг
дурацких теней посреди ночи. Никаких перерезанных глоток. Никаких надписей
на стенах. Просто два старых туриста вспомнили молодость".
     Но он почему-то не чувствовал большого  облегчения.  Доктор  Притчард
оказался трудным орешком, к которому было почти невозможно  подобраться  в
ближайшие две недели, а то и больше.

     - Если мне необходимо передать что-то срочное  этому  парню,  как  вы
считаете, смогу ли я это проделать? - спросил Алан.
     - Думаю, что да,  -  ответил  диспетчер.  -  Вы  можете  связаться  с
телефонной  службой  в  Йеллоустоне.  Они  узнают,  где  находится  доктор
Притчард, или где они оба должны быть в  данное  время.  Конечно,  на  это
уйдет какое-то время, но, вероятнее всего, они все же свяжут его  с  вами.
Мне приходилось с ним встречаться, раз или два. Он,  по-моему,  достаточно
приятный старикан.
     - Это очень кстати было узнать, -  сказал  Алан.  -  Спасибо  за  все
сделанное для меня.
     - Не стоит - ведь для этого я и сижу здесь. - Алан  услышал  шуршание
переворачиваемых страниц и смог четко представить себе,  как  почти  через
добрую половину американского континента  этот  его  безличный  собеседник
снова уткнулся в свой любимый "Пентхауз".
     - Спокойной ночи, - сказал Пэнборн.
     - Спокойной ночи, шериф.
     Алан повесил трубку и  присел  в  своем  кабинете,  глядя  через  его
небольшое окно в окружающую темноту.
     Он появится здесь. Где-то. Он еще придет.
     Алан снова задумался, как он будет ощущать себя, если его собственная
жизнь - и жизни Энни и детей - окажется под нависшей угрозой. Он все время
старался предугадать, что же получится, если он сам будет знать об угрозе,
но никто не поверит тому, что он знает.
     "Ты опять забираешь работу с собой домой, дорогой", - как бы услышало
сознание Алана слова Энни.
     И это было правдой. Пятнадцать минут назад он был абсолютно уверен  -
если не головой, то своими нервными окончаниями он это ясно ощущал  -  что
Хью и  Хельга  Притчарды  лежат  мертвыми  в  луже  крови.  Это  оказалось
неправдой,  они  должны  были  мирно  почивать  под  ночными  звездами   в
Йеллоустонском национальном парке. Вот тебе и интуиция; она  лишь  морочит
тебе голову.
     Именно это  и  должен  будет  ощутить  Тад,  когда  мы  выясним,  что
действительно происходит. Когда  мы  сможем  найти  объяснение,  каким  бы
странным оно не оказалось, окажется, что вся эта чертовщина  соответствует
естественным законам жизни.
     Действительно ли шериф верил в это?
     "Да, - решил он, - действительно. По крайней мере, головой".  Нервные
окончания были не столь послушными.
     Алан выпил молоко, выключил настольную лампу и  поднялся  в  спальню.
Энни еще не спала и была соблазнительно обнаженной. Она  заключила  его  в
объятия, и Алан радостно позволил себе забыть обо всем другом.
     Старк позвонил снова через два дня. Тад Бомонт в это время  находился
в Дейв-маркете.
     Это был магазин всякой всячины в полутора милях  вниз  по  дороге  от
дома Бомонта. Туда всегда можно было пойти, когда пробежка в супермаркет в
Бревере казалась слишком малообоснованной, или просто было жаль  утруждать
столь долгим путешествием свою натруженную задницу.
     Тад в эту пятницу, вечером,  шествовал  в  магазин  за  шестибаночной
упаковкой "Пепси", несколькими пакетами чипсов и  за  баночками  различной
приправы. Один из охранников сопровождал на машине Бомонта.  Было  десятое
июня, половина седьмого вечера, излишне  яркий  свет  на  небе  постепенно
угасал. Лето, это прекрасная зеленая приманка, снова  до  краев  заполнило
Мэн.
     Полицейский сидел в машине, когда Тад вошел внутрь торгового  здания.
Он взял содовую и начал рассматривать банки с приправой (у каждого из  нас
должны быть свои вкусовые пристрастия, хотя бы  к  простому  луку),  когда
зазвонил телефон.
     Он вскинул голову, думая: "Ох! Ну ладно".
     Розали, продавщица за  прилавком,  сразу  же  сняла  трубку,  сказала
"Хэллоу", прислушалась, затем взяла телефон и протянула Таду,  словно  тот
уже должен был все понять без слов. Тад был снова  захвачен  тем  чувством
отрешенности, которое слишком часто н всегда неожиданно в последнее  время
преследовало его.
     Тад чувствовал себя абсолютно спокойным. Его сердце только  один  раз
гулко ударило в груди,  но  только  лишь  один  раз,  а  затем  оно  снова
равномерно заработало в обычном ритме. Он не вспотел.
     И вокруг не было слышно птиц.
     Он не ощущал ни того страха, ни  той  ярости,  которые  столь  сильно
проявились при прошлом разговоре. Он не потрудился спросить Розали, звонит
ли его жена, Лиз, чтобы он заодно прикупил дюжину  яиц  или,  быть  может,
пакет апельсинового сока, пока он еще в магазине и не ушел. Тад знал,  кто
это звонит.
     Он  стоял  рядышком  с  компьютером  "Мегабак",  весь  зеленый  экран
которого занимало объявление, что  на  прошлой  неделе  никто  не  получил
главный приз по лотерее, а потому он возрастает для  этой  недели  уже  до
четырех миллионов долларов. Тад взял трубку и четко  произнес:
     - Хэллоу, Джордж.
     - Хэллоу, Тад. - Мягкий южный акцент  по-прежнему,  но  уже  без  тех
визгливых и карикатурных нот, которые  раньше  так  и  выпирали  на  этого
голоса, давая повод для всевозможных обидных и безобидных насмешек над его
хозяином. Таду  пришло  в  голову,  сколько  усилий  надо  было  в  юности
затратить Старку, чтобы избавиться от этих фальшивящих нот, выдающих его с
головой как неотесанную деревенщину.
     "Но сейчас мы уже не юнцы, - подумал Тад, - а пара белых американских
романистов, беседующих друг с другом".
     - Что ты хочешь?
     - Ты уже  знаешь  ответ  на  этот  вопрос.  И  нет  нужды  нам  обоим
разыгрывать какие-то игры, верно? Немного поздновато для них.
     - Может быть, мне  просто  хочется  услышать  тебя,  говорящим  вслух
именно это. - К Таду снова вернулось то же ощущение,  то  дикое  ощущение,
словно его душа  высосана  из  тела  и  скользит  по  телефонной  линии  к
какому-то месту, точно посредине между обоими собеседниками.
     Розали перешла к дальнему краю  прилавка,  где  она  извлекала  пачки
сигарет  из  картонной  упаковки,  а  затем  создавала  какое-то   сложное
архитектурное  сооружение  из  этих  строительных  элементов.  Она   столь
старательно пыталась не слушать речи Тада  по  своему  телефону,  что  это
выглядело просто забавно. Во всем Ладлоу - по крайней мере, в  этой  части
города - не было ни души, которая бы не знала, что  Тад  Бомонт  находится
под охраной полиции или еще как-то по-другому называемой  этой  чертовской
услуги. Таду не надо было прислушиваться к молве, чтобы убедиться  в  том,
что город полон всякими слухами о нем, один сногсшибательнее другого.  Те,
кто  не  верил  в  близкий  арест  Тада  за  распространение   наркотиков,
склонились к  мнению,  что  здесь  причина  в  совращении  малолетних  или
избиениях жены. Бедняжка Розали старалась быть максимально вежливой, и Тад
почувствовал почти  абсурдную  благодарность.  Он  также  чувствовал  себя
смотрящим на нее с противоположного конца гигантского  телескопа.  Он  был
сейчас ниже телефонной линии, ниже кроличьих  норок,  там,  где  не  место
белым кроликам, а где живет только старый  лис  Джордж  Старк  -  человек,
который не должен здесь находиться, но как-то появившийся на свет.
     Старина Джордж, а ниже в Эндсвилле все воробьи летают снова.
     Он боролся с этим ощущением, боролся отчаянно.
     - Продолжай, Джордж, - сказал Тад, сам удивленный некоторыми злобными
нотками в своем голосе.  Он  был  в  смятении,  захвачен  мощным  влиянием
расстояния и нереальности всего происходящего...  но,  слава  Богу,  голос
звучал так бодро и уверенно! - Скажи  это  вслух,  почему  ты  не  делаешь
этого?
     - Если ты настаиваешь.
     - О, да.
     - Время начать новую книгу. Новый роман Старка.
     - Я так не считаю.
     - Не говори этого! - Звуки этого голоса были похожи на свист пуль.  -
Я нарисовал для тебя целую  картину,  Тад.  Я  это  сделал  для  тебя.  Не
заставляй меня нарисовать еще одну на тебе.
     - Ты мертв, Джордж. Ты просто  недостаточно  разумен,  чтобы  лечь  в
землю.
     Голова Розали слегка повернулась; Тад заметил  один  ее  вытаращенный
глаз, до того как она повернулась назад к своим сигаретным сооружениям.
     - Попридержи-ка свой язык! - В голосе послышалась  настоящая  ярость.
Но было ли в нем и что-то еще? Может быть, страх? Боль? И  то,  и  другое?
Или он только сам себя дурачит, думая обо всем этом?
     - Что-нибудь не так, Джордж? - вдруг насмешливо  спросил  Тад.  -  Ты
теряешь некоторые свои счастливые мысли?
     Там, на том конце провода, наступила пауза. Он  был  сильно  удивлен,
выбит из колеи, по крайней мере, на  какое-то  время.  Тад  был  абсолютно
уверен в этом. Но почему? Что вынудило Старка замолчать?
     - Слушай меня, друг-дерьмо, - наконец произнес Старк. -  Я  даю  тебе
неделю, чтобы начать роман. Не думай, что ты сможешь нагадить мне,  потому
что это  невозможно.  -  Последнее  слово  было  произнесено  врастяжку  с
дифтонгами "оу" вместо "о". Да, Джордж был опечален. Это могло стоить Таду
больших неприятностей в будущем, но сейчас он  чувствовал  только  радость
победы. Он прошел через это. Ему казалось, что не только  он  один  ощущал
беспомощность и ночные кошмары во время этих задушевных бесед;  сейчас  он
зацепил Старка, и это было просто прекрасно.
     Тад сказал: - Это в основном правда. Между нами нет  бычьего  дерьма.
Что-то другое - может быть, но не оно.
     - У тебя была идея, - сказал Старк. - Она  у  тебя  созрела,  еще  до
того, как  чертов  недоносок  вздумал  пошантажировать  тебя.  Та,  насчет
свадьбы и бронированного автомобиля.
     - Я выкинул мои наброски. Те, что делал с тобой.
     - Нет, те наброски, что ты выкинул, были моими, но дело  не  в  этом.
Тебе не нужны наброски и черновики. И без них получится хорошая книга.
     - Ты не понимаешь. Джордж Старк умер.
     - Ты - тот, кто не понимает, - перебил Старк. Его  голос  был  мягок,
глубок и проникновенен. - У тебя неделя. И если ты  не  напишешь  хотя  бы
тридцати страниц рукописи, я приду за тобой, старина. Только я начну не  с
тебя, это было бы слишком легко и просто. Чересчур даже  легко.  Я  сперва
займусь твоими детьми, и они будут умирать медленно. Я позабочусь об этом.
Я знаю как. Они не будут понимать, что  происходит,  только  то,  что  они
умирают в агонии. Но ты будешь знать, и я буду, и твоя жена тоже. Затем  я
возьмусь и за нее, только перед этим я сперва возьму ее. Ты понимаешь, что
я имею в виду, старина. А уже после них я  займусь  и  тобой,  Тад,  и  ты
умрешь так, как еще не умирал ни один человек на Земле.
     Старк остановился. Тад мог слышать, как он яростно  чешет  свое  ухо,
словно собака жарким днем.
     - Ты не знаешь насчет птиц, - мягко сказал Тад. -  Это  правда,  ведь
так?
     - Тад, не говори чепухи. Если ты не начнешь очень скоро писать, много
людей пострадает. Время начинает идти.
     - О, я весь внимание, - сказал Тад. - Что меня удивляет, так это  то,
как ты ухитрился написать на стенах в квартирах Клоусона и Мириам то, чего
сам не знаешь?
     - Тебе лучше прекратить молоть всякую чушь и начать  соображать,  мой
милый  друг,  -  сказал  Старк,  но  Тад  смог  уловить  нотки  некоторого
замешательства и даже испуга внутри этого голоса. - На их стенах  не  было
ничего написано.
     - О нет. Там было написано. И ты знаешь что именно, Джордж? Я  думаю,
здесь причина в том, что это написал не ты, а я. Я думаю, что  часть  меня
была там. Каким-то образом часть меня  оказалась  там,  чтобы  следить  за
тобой. Я думаю, что я единственный из нас двоих, кто знает  про  воробьев,
Джордж. Я думаю, что, возможно, это написал я. Ты должен подумать  об  это
м... подумать крепко... перед тем как ты начнешь давить на меня.
     - Послушай  меня,  -  сказал  Старк  вежливым  голосом.  Слушай  меня
действительно внимательно. Сперва твои дети...  потом  жена...  потом  ты.
Начинай новую книгу, Тад. Это лучший мой тебе совет. Лучший совет из  тех,
которые у тебя были в этой треклятой жизни. Начинай книгу. Я не мертв.
     Долгая пауза. Затем мягко, очень ласково:
     - И я  не  хочу  быть  мертвым.  Поэтому  отправляйся  домой,  поточи
карандаши и, если  тебе  нужно  немного  вдохновения,  подумай  как  будут
выглядеть твои крошки с лицами, полными стекла. Нет никаких дурацких птиц.
Забудь о них и начинай писать.
     Затем последовал отбой.
     - ... тебя, - прошептал Тад в мертвый телефон и повесил трубку.



                         Глава 17. ПАДЕНИЕ УЭНДИ

                                    1

     Ситуация должна разрядиться так или иначе,  неважно  как  -  Тад  был
уверен в этом. Джордж Старк не ушел просто так. Но  через  два  дня  после
второго звонка Старка Тад пришел к выводу, который  подтвердился  кувырком
Уэнди с лестницы, что ситуация может измениться и к лучшему.
     Наконец-то он увидел наиболее приемлемый  курс  своих  действий.  Тад
провел эти два дня в каком-то безветренном успокоении. Он  обнаружил,  что
ему трудно следить даже за самыми примитивными телепередачами,  невозможно
читать, и сама мысль о письме казалась столь же дикой, как  путешествовать
быстрее  луча  света.  В  основном  он  слонялся  из  комнаты  в  комнату,
присаживался на короткое время, а  затем  снова  начинал  свое  бесцельное
движение. Он натыкался повсюду на ноги Лиз, а еще  чаще  -  дергал  ее  за
нервы.  Она  не  очень  строго  комментировала  его  действия,  хотя,  как
догадывался Тад, ей приходилось не раз прикусывать язык, чтобы  не  выдать
ему устный эквивалент самых грубых выражений, которые старательно вырезают
редакторы из текста его романов.
     Дважды он решал рассказать ей о втором звонке Джорджа Старка,  о  том
самом разговоре, в котором старый лис Джордж точно описал, что у  него  на
уме, полностью удостоверившись и застраховавшись от того,  что  их  беседа
может быть записана на пленку, и что они разговаривают без свидетелей. Оба
раза Тад останавливался уже в начале, уверенный, что пересказ  не  поможет
ничему, а только опечалит Лиз в еще большей мере.
     И дважды Тад обнаруживал себя в кабинете, действительно держащим один
из проклятых карандашей  "Бэрол",  которые  он  обещал  никогда  снова  не
использовать в работе, и глядящим на новую стопку  завернутых  в  целлофан
блокнотов, которые всегда применялись Старком  для  записи  текстов  своих
романов.
     У тебя была идея... Та, насчет свадьбы и бронированного автомобиля.
     И это было правдой. У Тада было даже придумано заглавие романа, очень
удачное: "Стальной Мэшин". Кое-что другое тоже было правдой: часть  самого
Тада хотела писать роман. Какой-то зуд, словно у вас на спине есть  место,
до которого вы никак не можете добраться, чтобы почесать его.
     Джордж почешет его для вас.
     О, да. Джордж будет просто счастлив сделать  это.  Но  ведь  тогда  с
Тадом произойдет нечто, потому что все теперь уже  изменилось.  И  что  же
именно может произойти? Он не знал, видимо,  и  не  мог  этого  знать,  но
устрашающая картина вдруг ясно предстала перед  его  сознанием.  Она  была
навеяна чудесной детской сказкой "Маленький Черный  Самбо".  Когда  Черный
Самбо залез на дерево, чтобы тигры не могли добраться  до  него,  они  так
разозлились, что схватили друг друга за хвосты и начали  кружиться  вокруг
дерева все быстрее и быстрее, пока не превратились в  масло.  Самбо  тогда
слез в дерева, собрал это масло в глиняный кувшин и отнес домой маме.
     Джордж - алхимик, пришло в голову Таду, когда он сидел в  кабинете  и
постукивал незаточенным карандашом "Бзрол" по краю стола. Солому в золото.
Тигров в масло. Книги в бестселлеры. А Тада... во что?
     Он не знал. Ему было страшно узнать это. Но он будет  превращен,  Тад
будет превращен, он был уверен. Возможно в кого-то, кто живет поблизости и
выглядит совсем, как Тад,  но  за  обликом  того  же  Тада  Бомонта  будет
скрываться другое сознание. Страшное, сверкающее сознание.
     Он подумал, что новый Тад Бомонт будет куда менее неуклюжим... н куда
более опасным.
     Лиз и дети?
     Оставит ли их Старк в покое?
     Нет.
     Он подумал  также  о  побеге.  Усаживает  Лиз  с  близнецами  в  свой
"Субурбан" - и тут же укатывает. Но что хорошего это может  принести?  Что
здесь может быть хорошего, когда Старый Лис Джордж может видеть все вокруг
глазами старины Тада? Не поможет даже то, что они удерут  на  край  земли,
они и там узреют Джорджа Старка, гонящегося за  ними  на  упряжке  ездовых
лаек со своей складной бритвой в руке.
     Он также подумал было, но  еще  быстрее  и  решительнее  отверг  идею
обратиться к Алану Пэнборну.  Алан  рассказал  им,  где  находится  доктор
Притчард с женой - и его решение не пытаться связаться с нейрохирургом  до
его возвращения из палаточного лагеря ясно показало Таду все, что он хотел
бы узнать относительно того, во что верит Алан... и, что главное,  во  что
не верит. Если он расскажет о звонке в магазин, шериф  просто  решит,  что
это инсценировка. Даже  если  Розали  подтвердит  факт,  что  Таду  звонил
кто-то, когда он был в ее  магазине,  Алан  все  равно  будет  склонен  не
поверить. И он, и все прочие полицейские, участвующие в этой игре, сделали
слишком большие ставки на неверие.
     Итак, дни шли медленно и абсолютно бесцельно. После полудня на второй
день Тад сделал единственную запись в своем  дневнике:  "Я  чувствую,  мой
разум имеет ту же свободу перемещений, что у запряженной лошади". Это было
единственной записью за всю неделю, и он  начал  сомневаться,  сделает  ли
когда-либо следующую. Его новый роман "Золотая  собака"  мертво  ушел  под
воду на дно. Это, он предполагал,  было  само  собой  разумеющейся  вещью.
Слишком тяжело создавать романы, когда ты опасаешься преступного  негодяя,
очень опасного,  который  собирается  появиться  со  дня  на  день,  чтобы
вырезать всю твою семью, а затем расправиться и с тобой.
     Единственным периодом его жизни, когда он был столь  же  потерян  для
самого себя, можно было считать дни его тяжелых запоев  после  выкидыша  у
Лиз и до появления Старка. Тогда, как  и  теперь,  у  Тада  было  ощушение
стоящей перед ним проблемы, к которой невозможно подойти, словно это мираж
водяного оазиса в жаркий летний день. Чем  больше  он  пытался  догнать  и
схватить эту  проблему  обеими  руками,  чтобы  поломать  ее  на  какие-то
кусочки, тем быстрее она ускользала перед самым его носом, пока наконец он
не рухнул, бездыханный и отчаявшийся, а мираж все так же насмешливо маячил
на горизонте.
     Он плохо спал в эти ночи, и снившийся в кошмарных сновидениях  Джордж
Старк снова показывал Таду  его  заброшенный  дом,  в  котором  вещи  сами
взрывались, как только он к ним притрагивался, и где  в  последней,  самой
дальней комнате его поджидали трупы жены и Клоусона. В тот  момент.  когда
Тад заходил туда, вверх взлетали все птицы со  всех  деревьев,  телефонных
проводов и столбов линий электропередач, тысячами и миллионами, и их  было
так много, что они закрывали собой солнце.
     До падения Уэнди на лестнице Тад чувствовал очень ясно,  что  он  сам
набит дурацкой  начинкой,  которая  поджидает  какого-либо  злонамеренного
убийцу, а тот, наконец, появится, схватит его за ворот,  вспорет  брюхо  и
начнет есть.

                                    2

     Близнецы еще некоторое время в основном ползали на четвереньках, но в
последний месяц они все чаще делали попытки встать вертикально, держась за
какую-нибудь опору (чаще неподвижную, но иногда и не очень  стабильную)  -
хороша здесь была ножка кресла  или  кофейного  столика,  но  даже  пустая
картонная коробка могла  пригодиться,  если  только  она  выдерживала  вес
ребенка и не переворачиваясь набок или не  оседала  книзу.  Дети  способны
приводить все в удивительный беспорядок в  любом  возрасте,  но  в  восемь
месяцев у них, безусловно, наступает Золотая Эра в этой деятельности.
     Лиз оставила их поиграть на полу, ярко озаренном солнцем, в  четверть
пятого  дня.  Через  десять  минут  уверенного  ползания   и   шатающегося
вертикального или почти вертикального стояния на двух  нижних  конечностях
(под заботливым наблюдением обоих родителей и друг друга) Уильям  добрался
до  края  кофейного  столика.  Он  огляделся  вокруг  и  сделал  несколько
требовательных жестов правой рукой. Эти жесты напомнили Таду кадры  старой
кинохроники, демонстрирующей  вождя,  обращающегося  с  балкона  к  своему
народу, Затем Уильяму удалось схватить чайную чашку Лиз и  вылить  все  ее
содержимое на себя до того, как он опрокинулся  на  пятую  точку.  Чай,  к
счастью, был холодным, но Уильям столь крепко держал чашку, что ударил  ею
себя по рту и слегка поранил нижнюю губу. Он начал завывать  от  страха  и
боли. Уэнди незамедлительно присоединилась к брату. Лиз схватила  мальчика
и осмотрела ранение. Затем  она  выразительно  взглянула  на  Тада,  взяла
Уильяма на руки н понесла наверх, где его ждало утешение и переодевание. -
Береги принцессу, - сказала она Таду на прощание.
     - Я постараюсь, - ответил Тад, но он уже открыл, а вскоре его ждали и
еще более крупные открытия, что в Золотую Эру  создания  беспорядка  такие
обещания маловыполнимы. Если Уильяму удалось схватить  чашку  чуть  ли  не
перед самым носом у матери, то Уэнди уже начала падать с третьей ступеньки
лестницы, когда Тад заметил это, и потому уже  поздно  было  предотвращать
этот кувырок вниз.
     Тад увлекся просматриванием журналов - не чтением, а  лишь  бездумным
перевертыванием страниц с мимолетным глазением на цветные картинки.  Когда
он заканчивал это занятие с  одним  журналом,  он  нес  его  к  корзине  с
мусором, отправляемым затем  в  камин,  и  доставал  новый  журнал.  Уэнди
ползала по полу, давно забыв о своих безутешных слезах, еще до того  даже,
как  они  высохли  на  ее  щечках.  Она   при   этом   издавала   пыхтение
"рум-рум-рум", удивительно напоминавшее Таду  звуки  легковых  и  грузовых
автомобилей, показываемых по телевизору. Он  поднялся,  положил  очередной
журнал поверх целой их кипы в  корзине  и  отправился  выбирать  следующую
жертву, почему-то остановившись  в  конце  концов  на  "Харпере"  месячной
давности. Его действия  очень  напоминали  поведение  читателей  журналов,
ожидающих в коридоре вызова к дантисту.
     Тад обернулся и увидел Уэнди уже на лестнице. Она  заползла  туда  на
четвереньках, а теперь стояла, пошатываясь, держась лишь за тонкий столбик
ограждения между перилами и полом. Пока он смотрел на нее, Уэнди  заметила
Тада   и   сделала   особенно   величавый   приветственный   жест   рукой,
сопровождаемый улыбкой. Это мановение руки привело  ее  тело  в  наклонное
положение и ускорило неизбежно приближающееся падение.
     - Иисус Христос, - с замиранием сердца прошептал  Тад  и  вскочил  на
ноги. Он видел,  как  Уэнди  отпустила  столбик  ограждения  и  собирается
шагнуть вперед. - Уэнди, не делай этого!
     Он почти пролетел через всю комнату, стремясь успеть к месту событий.
Но Тад никогда не был ловким, и  одна  из  его  ног  зацепилась  за  ножку
кресла. Оно опрокинулось, а Тад растянулся на полу. Уэнди полетела вниз  с
коротким испуганным восклицанием. Ее тело слегка перевернулось в  воздухе.
Он пытался поймать ее, стоя на коленях, пока она еще не  приземлилась.  Но
ничего не вышло. Ее правая нога ударилась о нижнюю ступеньку, а голова - о
ковер на полу в гостиной, издав глухой звук.
     Она завопила и Тад успел подумать, как  ужасно  звучит  детский  крик
боли, а затем он схватил ее на руки.
     Сверху послышался тревожный возглас  Лиз:  "Тад?"  и  он  услышал  ее
торопливые шаги по холлу.
     Уэнди пыталась  плакать.  Первый  приступ  боли  почти  закупорил  ей
легкие, и сейчас наступил тот  парализующий  момент,  когда  она  пыталась
освободить свою грудь, чтобы  набрать  побольше  воздуха  и  издать  новый
вопль.  Он  сможет  повредить  барабанные   перепонки,   когда,   наконец,
раздастся.
     Если раздастся.
     Тад держал ее, с ужасом глядя в  ее  перекошенное  и  залитое  кровью
лицо. Цвет его  был  красновато-коричневым,  за  исключением  ярко-красной
отметины, похожей на очень большую запятую, на ее лбу.
     Господи, что если она  задохнется?  Что  если  она  умрет,  не  сумев
восстановить  дыхание  из-за  заблокированных  ужасом  и  болью  маленьких
легких?
     - Плачь, черт побери! - закричал Тад на Уэнди.  Господи,  ее  залитое
кровью лицо! Ее помертвелые глаза! - Плачь!
     - Тад! - Лиз очень  встревоженно  обращалась  теперь  к  нему.  В  те
несколько секунд между первым  воплем  Уэнди  и  ее  все  еще  безуспешной
попыткой повторить его и  восстановить  свое  дыхание,  Джордж  Старк  был
полностью изгнан из сознания Тада, впервые за эти последние  восемь  дней.
Уэнди наконец дернулась в глубоком вдохе и начала кричать. Тад,  дрожа  от
облегчения, начал нежно похлопывать ее  по  спине,  издавая  успокаивающие
звуки.
     Лиз  бегом  спустилась  вниз,  таща  упирающегося  Уильяма.   -   Что
случилось? Тад, с ней все в порядке?
     - Да. Она свалилась с третьей ступеньки. Но сейчас все нормально. Она
начала плакать. А то сперва это было... словно ее только что заклинило.  -
Тад неуверенно засмеялся и  показал  Уэнди  Уильяму,  который  был  сейчас
обуреваем сочувствием к сестре.
     - Ты что же, не следил за ней, - с укором произнесла подошедшая к ним
Лиз. Она теперь автоматически покачивалась вместе с взятой на руки  Уэнди,
стараясь утешить ее горе.
     - Да... нет. Я только подошел взять журнал. А уже в следующий миг она
оказалась на лестнице. Это почти так же, как Уильям с чашкой на столе. Они
так похожи во всем, чертовски... Как ты думаешь, у нее ничего не случилось
с головой? Она ударилась не о паркет, а о ковер, но ударилась сильно.
     Лиз встревоженно осмотрела  Уэнди,  особенно  эту  красную  отметину,
затем ласково поцеловала девочку. Рыдания Уэнди уже значительно утихли.
     - Я думаю, все о'кей. У  нее  день-другой  будет  здоровая  шишка,  и
только. Спасибо Господу за ковер. Я не хочу набрасываться на тебя, Тад.  Я
знаю сама. как быстро  все  это  происходит.  Я  только...  У  меня  такое
чувство, словно у меня наступают месячные, только они  длятся  теперь  все
время без перерыва.
     Рыдания Уэнди перешли теперь в хныканье. И Уильям начал  ответственно
затихать в своем плаче  солидарности.  Он  протянул  уверенную  ручонку  и
коснулся белой тенниски своей сестры.  Она  обернулась.  Он  заворковал  и
что-то забормотал.
     Таду это бормотание  всегда  напоминало  какой-то  иностранный  язык,
смысл сообщений на котором в общем был понятен, хотя взятые по отдельности
слова абсолютно неизвестны. Уэнди улыбнулась брату, хотя ее  глаза  и  все
лицо были залиты слезами. Она тоже начала что-то бормотать. В этот  момент
близнецы отгородились ото всех и  оказались  только  в  своем  собственном
мире.
     Уэнди дотронулась до плеча  брата.  Они  смотрели  друг  на  друга  и
беседовали.
     - С тобой все хорошо, милая моя?
     - Да, я ушиблась, дорогой Уильям, но не слишком сильно.
     - Ты не хочешь остаться дома вместо поездки на  вечеринку  у  Стэдли,
сердечко мое?
     - Я не должна этого делать, хотя ты очень заботлив, что спрашиваешь.
     - Ты в этом уверена, милая Уэнди?
     - Да, дорогой Уильям, не бог весть какие ушибы, хотя я  очень  боюсь,
что обкакала свое белье.
     - О радость моя, как это СКУЧНО!
     Тад усмехнулся, затем осмотрел ногу Уэнди.
     - Она начинает покрываться синяками,  -  сказал  он.  -  Вернее,  уже
покрылась.
     Лиз в ответ тоже улыбнулась. -  Это  пройдет.  Они  не  первые  и  не
последние.
     Тад наклонился и поцеловал Уэнди в кончик  носа,  думая  о  том,  как
быстро наступают и проходят все эти бури - еще три минуты назад он  боялся
всерьез, что его милая дочка может умереть от кислородной  недостаточности
- и как все это быстро забывается. Нет, - согласился он. - Слава Богу,  не
последние.

                                    3

     Уже к семи часам вечера синяк на ноге  Уэнди  приобрел  очень  темный
оттенок. Форма синяка была весьма странной и напоминала гриб.
     - Тад? - спросила Лиз с другого конца стола. - Взгляни на это.
     Тад распеленал Уэнди, слегка влажную, но не мокрую, отбросив  все  ее
одеяния, на которых красовалась надпись "Ее". Он принес  Уэнди  к  столику
для пеленания, где  лежал  его  сын,  чтобы  посмотреть,  что  хотела  ему
показать жена.
     - Что ты думаешь? - тихо спросила Лиз. -  Это  какой-то  таинственный
рок, или еще что-то?
     Тад долго рассматривал Уильяма. - Да, - наконец произнес  он.  -  Это
абсолютно непонятно.
     Она продолжала удерживать сына на  столе,  несмотря  на  все  попытки
Уильяма вылезть из-под заботливых рук на его груди.
     - Да, - повторил Тад. Он был удивлен тому спокойствию, с  которым  он
говорил это слово. Та огромная белая пелена,  которая  в  последнее  время
словно окутывала его, теперь ушла прочь с  его  глаз  и  оказалась  где-то
позади него. Вдруг он  понял,  что  кое-что  начинает  проясняться  в  его
сознании и насчет этих птиц, и что  будет  его  следующим  шагом.  Сейчас,
глядя на своего сына, украшенного на той же ноге тем же громадным синяком,
в точности повторяющим форму и размер исходного синяка на ноге Уэнди,  Тад
вдруг понял, что именно это рассматривание  многое  прояснило  ему.  Когда
Уильям опрокинулся с чашкой и кротко сел на свою пятую точку, он, конечно,
мог ушибиться. Но это никак не касалось его  ноги,  насколько  мог  судить
Тад. И все же на ней в верхней части бедра, красовался тот самый необычный
синяк почти грибообразной формы.
     -  Ты  уверен,  что  мы  в  порядке?  -  спросила   Лиз   с   большой
настойчивостью.
     - Они поделили свои синяки, - сказал Тад, глядя на ногу Уильяма.
     - Тад?
     - Я чувствую себя прекрасно, - ответил Тад и коснулся губами ее щеки.
- Давай-ка оденем этих Психо-и-Соматика, что ты скажешь?
     Лиз рассмеялась. - Тад, ты сумасшедший, - воскликнула она.
     Он улыбнулся. Это была несколько натянутая, отчужденная улыбка. - Да,
- ответил Тад. - Сумасшедший, как лисица.
     Он положил Уэнди на ее столик для пеленания н принялся за  работу  по
ее одеванию.



                      Глава 18. АВТОМАТИЧЕСКАЯ ЗАПИСЬ

                                    1

     Тад подождал, пока Лиз не отправится в постель, после чего поднялся в
кабинет. Он остановился у спальни на минуту, прислушиваясь к ее ровному  и
спокойному дыханию, убеждаясь, что она заснула. Он не был уверен, что  его
план, который он решил проверить сейчас, обязательно сработает, но если он
сработает, то это может быть опасным. Чрезвычайно опасным.
     Кабинетом Таду служила огромная  комната,  поделенная  на  две  зоны:
"читальню", где стояли стеллажи  книг  с  кушеткой  и  кресломкачалкой,  с
мягким освещением, и на другом отдаленном конце комнаты его рабочую  зону.
В этой части кабинета доминировал старомодный стол гигантских размеров без
каких-либо красот и выкрутасов дизайнера. Это был сугубо рабочий стол  без
претензий на что-либо другое. Тад  приобрел  его,  когда  ему  исполнилось
двадцать шесть лет, и Лиз не раз говаривала друзьям, что Тад ни за что  не
расстанется со своим деревянным  спутником,  поскольку  именно  этот  стол
является секретным фонтаном слов для  романов  Тада.  Они  оба  улыбались,
когда Лиз произносила это признание, словно на самом деле они считали  все
это веселой шуткой.
     Над деревянным динозавром были  подвешены  три  стеклянных  лампы,  и
когда Тад включал  только  их,  они  давали  странные  отблески  света  на
поверхности стола, словно там  собирались  разыгрывать  какую-то  странную
партию на бильярде. Неясно было, какие правила существуют для  этой  игры,
но в этот вечер, после падения Уэнди, Таду было предельно ясно, что ставки
в этой игре будут очень высоки.
     Тад был уверен в этом на все сто процентов. Ему  нужно  было  собрать
все свое мужество и решимость.
     Он посмотрел на свою машинку "Ремингтон"  с  торчащим  слева  рычагом
возврата, напоминающим палец путешественника, голосующего  на  дороге.  Он
сел перед ней и бесцельно забарабанил пальцами по краю стола, потом открыл
ящик слева от машинки.
     Этот ящик был и широк, н глубок. Тад вынул свой дневник,  после  чего
выдвинул до упора этот же ящик. Тот кувшин, в который Тад сложил карандаши
"Бэрол блэк бьюти", все время перекатывался вглубь  ящика,  вышвыривая  по
дороге  карандаши.  Тад  вытащил  кувшин,  собрал  карандаши  и  сложил  в
традиционном для них месте хранения.
     Он закрыл ящик и взглянул на кувшин. Этот кувшин был  сослан  в  ящик
после того первого  приступа,  когда  Тад  в  забытьи  написал  карандашом
"Воробьи летают снова" поперек листа  рукописи  "Золотой  собаки".  Он  не
думал, что ему когда-либо снова придется использовать этот карандаш... да,
он сильно погорячился пару дней тому назад, и вот  они  снова  выстроились
перед ним, как это было уже в течение последних двенадцати лет или  что-то
около того, когда Старк жил у него, жил в нем. Подолгу Старк не  появлялся
и совсем не напоминал о себе. Затем в голове возникала какая-то идея  -  и
старый  лис  Джордж  выскакивал  из  головы  Тада  на  свет   божий,   как
Джек-из-коробочки. - Вот и я, Тад! Идем, дружище! Беремся за дело!
     И потом каждый день в течение трех  месяцев  Старк  будет  появляться
точно в десять, включая не только обычные, но и  выходные  дни.  Он  будет
вырастать словно из-под земли,  хватать  один  из  карандашей  и  неистово
писать свою безумную ерунду - но эта чепуха будет  приносить  куда  больше
прибыли, чем собственные книги  Тада.  Затем,  когда  книга  Старка  будет
окончена,  Джордж  снова  исчезнет,  подобно  безумному  старику,  который
превращал солому в золото в одной из немецких сказок.
     Тад вытащил один из карандашей и посмотрел  на  следы  зубов,  слегка
отпечатавшиеся  после  прикуса  его  деревянного  ствола,  потом   опустил
карандаш снова в кувшин. Возник слабый звенящий звук: "клинк!"
     - Моя темная половина, - пробормотал Тад.
     Но был ли ею Джордж Старк? Был ли он вообще какой-либо  частью  Тада?
За исключением того приступа  или  транса  или  еще  чего-то  непонятного,
случившегося с Тадом в его кабинете, он никогда более не пользовался этими
карандашами, даже для каких-то пометок. Это соблюдалось с  момента,  когда
было написано слово "Конец" внизу  последней  страницы  последнего  романа
Старка "Дорога на Вавилон".
     Не было и никакой  надобности  в  их  использовании;  это  ведь  были
карандаши Джорджа Старка, а Старк был мертв... или  так  предполагал  Тад.
Сам Тад даже подозревал, что когда-нибудь он просто выкинет их.
     Но сейчас выяснилось, что карандашам все же еще придется послужить.
     Он подошел к  кувшину  и  протянул  к  нему  руку,  но  затем  быстро
отдернул, словно рука коснулась горячей печи.
     Еще нет.
     Тад достал  ручку  "Скрипто"  из  кармана  сорочки,  открыл  дневник,
подумал и начал писать.
     Если Уильям плачет, то и Уэнди плачет. Но я открыл, что  связи  между
ними намного глубже и сильнее. Вчера Уэнди упала с лестницы  и  заработала
большой синяк - синяк, напоминающий гриб. Когда  дети  проснулись,  Уильям
уже тоже имел синяк. Того же размера и формы.
     Тад склонялся в своем дневнике к стилю самоинтервью; материалы такого
типа явно доминировали в его записях. Он уже давно осознал, что  выбранный
им путь - путь поиска ответов на мучащие его вопросы - предполагает совсем
другую форму... или отражает совсем необычный аспект: раскол его  сознания
и духа, что-то и очень фундаментальное и очень таинственное.
     Вопрос: Если бы ты сделал слайды синяков на ногах близнецов и наложил
полученные изображения друг на друга, чтобы проверить их идентичность,  то
получил бы в итоге доказательства этому?
     Ответ: Да, думаю, что так. Я думаю, это было бы аналогично отпечаткам
пальцев или голосовым отпечаткам.
     Тад посидел в задумчивости, постукивая кончиком  ручки  по  дневнику.
Затем снова наклонился и стал писать несколько быстрее.
     Вопрос: Знает ли Уильям, что у него синяк?
     Ответ: Нет. Думаю, что нет.
     Вопрос: Знаю ли я, что означают эти воробьи?
     Ответ: Нет.
     Вопрос: Но я действительно знаю, что они - ЭТО ВОРОБЬИ.  Я  это  знаю
очень хорошо, ведь так? То, во что Алан Пэнборн или  кто-то  другой  может
еще только поверить, я знаю: ЭТО ВОРОБЬИ и я знаю, что они летают снова?
     Ответ: Да.
     Сейчас ручка дошла уже до конца страницы.  Тад  уже  давно  не  писал
столь быстро или самозабвенно.
     Вопрос: Знает ли Старк об этих воробьях?
     Ответ: Нет. Он сказал, что не знает, и я ему верю.
     Вопрос: Уверен ли я, что верю ему?
     Тад снова сделал короткую паузу, а затем написал:
     Старк знает, что есть НЕЧТО. Но Уильям тоже должен  знать,  что  есть
это нечто - раз у него на ноге  синяк,  то  он  должен  болеть.  Но  Уэнди
наградила его этим синяком, когда падала с лестницы.  Уильям  знает  лишь,
что у него есть побаливающее место на ноге.
     Вопрос: Знает ли Старк, что у него есть такое больное место? Уязвимое
место?
     Ответ: Да. Думаю, что знает.
     Вопрос: Это те самые мои птицы?
     Ответ: Да.
     Вопрос: Означает ли это, что когда он писал ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА"  на
стенах в квартирах Клоусона и Мириам, он сам не сознавал, для чего он  это
делает, и он даже не помнит, когда это сделал?
     Ответ: Да.
     Вопрос: Кто писал о воробьях? Кто писал эти слова кровью?
     Ответ: Тот, кто знает. Тот, кому принадлежат эти воробьи.
     Вопрос: А кто этот тот, кто знает? Кто владеет воробьями?
     Ответ: Я знаю. Я хозяин.
     Вопрос: Был я там? Был ли я там, когда он убивал их?
     Тад снова остановился, совсем ненадолго. Да, -  написал  он  и  затем
продолжал: - Нет. И то и другое. У меня не  было  приступов,  когда  Старк
прикончил Хомера Гамаша или Клоусона, во всяком случае не тех, о которых я
вспоминаю, что тогда смог... что-то УВИДЕТЬ, может быть, надвигающееся.
     Вопрос: Он понимает тебя?
     Ответ: Не знаю. Но...
     Тад написал: Он должен знать меня. Он должен меня понимать.  Если  он
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО писал романы, он должен знать меня очень долгое время. И его
собственное знание и понимание жизни также  непрерывно  возрастает.  Разве
все это пеленгующее и записывающее телефонное оборудование  не  повеселило
старого хитроумного Джорджа. Разве могло оно сработать против него? Нет  -
конечно же нет. Потому что Джордж заранее все это предвидел. Ты не  можешь
потратить десять лет на написание криминальных романов, не узнав  о  такой
дешевой начинке, как эта. Это, в общем, лишь одна причина. почему  его  не
удалось зацепить. Но разве нет еще и другой, намного лучшей? Ведь когда он
хочет поговорить со мной, поговорить без свидетелей, он точно знает, где я
буду и как меня достать, разве не так?
     Да.  Старк  звонил  домой  Таду,  когда  ему  хотелось   быть   всеми
услышанным, и он же звонил в магазин, когда ему не нужны  были  свидетели.
Почему в первом случае ему нужно было быть записанным и услышанным? Потому
что он передавал свое сообщение не Таду, а  полиции:  о  том,  что  он  не
Джордж Старк и знает теперь об этом... и что после всех его убийств он  не
собирается теперь угрожать Таду  и  его  семье.  А  также  была  еще  одна
причина. Ему хотелось,  чтобы  Тад  увидел  голосовые  отпечатки,  которые
снимались в  это  время.  Он  знал,  что  полиция  никогда  не  поверит  в
подлинность этих доказательств идентичности Тада и Старка...  Но  сам  Тад
должен будет это сделать.
     Вопрос: Как он узнал, где я буду находиться?
     И это, возможно, был хороший вопрос. Он соответствовал тем  вопросам,
которые относились к одинаковым дактилоскопическим и голосовым отпечаткам,
и по поводу двух одинаковых синяков у двух близнецов... если  только  один
из них упал и ушиб ногу.
     Тад, конечно, знал, что подобные случаи уже хорошо описаны и  приняты
научной средой, по  крайней  мере,  в  тех  случаях,  когда  речь  идет  о
близнецах; связи между близнецами-двойниками были и еще глубже  и  тоньше.
На эту тему была уже опубликована  большая  статья  в  одном  из  журналов
что-то около года назад. Тад, сам  имевший  близнецов,  очень  внимательно
тогда с ней ознакомился.
     Там описывался случай с  двумя  близнецами-двойняшками,  оказавшимися
разделенными друг с другом целым континентом - но когда один из них сломал
левую ногу, другой почувствовал не менее жгучую боль в своей  левой  ноге,
даже ничего не зная о беде со своим вторым  "я".  Существовали  также  две
девочки-двойники, которые пользовались своим собственным языком,  понятным
только им одним. Эти девочки никогда не учили английский несмотря на очень
высокие   коэффициенты   интеллектуального   развития,   также   абсолютно
идентичные для них обеих. Им не нужен был английский, потому что им вполне
хватало друг друга и своего никому более не понятного языка. А кроме того,
в статье говорилось о двух близнецах, которых разлучили  при  рождении,  и
они  смогли  встретиться  снова  уже  будучи  весьма   взрослыми   людьми.
Обнаружилось, что оба они женились в один день одного и того  же  года  на
женщинах с одинаковым первым именем н поразительно похожи друг  на  друга.
Более того, оба супружеские пары назвали своего первого сына Робертом. Эти
Роберты появились на свет в один и тот же месяц одного и того же года.
     Половина и половина.
     Крест-накрест.
     - Айк н Майк, - пробормотал Тад. Он  пробежал  глазами  написанное  в
дневнике и обвел кружком последний из записанных вопросов к самому себе.
     Вопрос: Как он узнал, где я буду находиться?
     Ниже Тад написал:
     Ответ: Потому что воробьи летают снова. И потому что мы близнецы.
     Он перевернул страницу дневника и отложил  в  сторону  ручку.  Сердце
гулко стучало, кожа похолодела от страха. Он взял  дрожащей  правой  рукой
один из карандашей "Бэрол" из кувшина. Тот, казалось, слегка  ожег  пальцы
Тада неприятной теплотой корпуса.
     Настало время работать.
     Тад Бомонт открыл чистую страницу дневника, выждал некоторое время  и
затем написал крупными печатными буквами наверху "ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА".

                                    2

     Что же именно он собирался делать этим карандашом?
     Но Тад знал и это. Он собирался задать последний  вопрос  и  получить
ответ на него, тот последний, столь очевидный, что его не надо было даже и
записывать. Это было: Может ли он  сам  вызвать  себя  вполне  сознательно
состояние транса? Может ли он заставить летать воробьев?
     Мысль, воплощенная в форму физического контакта, о которой он читал и
слышал, но никогда не видел продемонстрированной:  автоматическая  запись.
Люди, пытавшиеся контактировать с душами умерших (или живущих) при  помощи
такого метода, пользовались ручкой или карандашом,  со  слабо  прижатым  к
пустому листу бумаги кончиком, и просто ожидали, когда  требуемый  им  дух
начнет двигать нх рукой. Тад читал, что эта  автоматическая  запись  часто
расценивалась как своего рода забавная шутка или игра на  вечере,  даже  с
учетом тех свидетельств, что  это  может  быть  весьма  опасно,  поскольку
контактер широко открыт для различных форм одержимости.
     Тад никак не мог  верить  или  не  верить  прочитанному,  просто  это
занятие казалось ему абсолютно чуждым для его собственной жизни, столь  же
далеким и ненужным как поклонение языческим идолам или трепанация  черепа,
чтобы избавить  пациента  от  головной  боли.  Сейчас  же  вся  эта  затея
показалась ему имеющей собственную, смертельную логику. Но ему были  нужны
эти воробьи.
     Он думал о них. Он пытался вызвать в своем сознании образ  всех  птиц
на Земле, всех тех тысяч  птиц,  сидящих  на  крышах  домов  и  телефонных
проводах под мягким  весенним  небом,  готовых  взлететь  после  получения
требуемого телепатического сигнала.
     И этот образ пришел... но он был плоским и  нереальным,  своего  рода
картина без внутренней жизни. Когда он начинал писать,  часто  происходило
нечто, похожее на это - сухие и  бесплодные  письменные  упражнения.  Нет,
тогда это было  даже  еще  хуже  для  него,  он  чувствовал  всегда  некое
омерзение, как при поцелуе трупа.
     Но Тад давно усвоил, если только  он  начнет  что-то  писать,  просто
выстраивать слова на бумаге, что-то всегда проклюнется  в  этой  писанине,
что-то восхитительное и одновременно ужасное. Слова как отдельные  единицы
начнут исчезать. Характеры,  которые  были  зажаты  и  безжизненны  начнут
выпрямляться и двигаться, словно их привезли в тесной  машине  на  конкурс
бальных танцев, и они должны размяться перед сложными танцевальными  па  и
пируэтами.  Что-то  начинало  происходить  в  мозгу  Тада;  он  мог  почти
физически ощущать, как происходит разряжение каких-то электропроводов, что
приводило к  заполнению  его  сознания  мягкими  убаюкивающими  волнами  и
грезами наяву.
     Сейчас Тад сидел, наклонившись над своим  дневником  с  карандашом  в
руке и пытался заставить себя сделать нечто, чтобы все это  произошло.  Но
чем больше проходило времени,  а  по-прежнему  ничто  не  изменялось,  тем
глупее и глупее он себя чувствовал.
     Стишок из старой книжонки "Рокки и Буллвинкль"  вдруг  влетел  ему  в
голову  и  прочно  засел  там:  "Эни-мэни-чили-бэни,  духи  почти   готовы
разговаривать!" Что бы он сказал сейчас  Лиз,  если  бы  она  заглянула  в
кабинет и увидела Тада с карандашом и чистым листом  бумаги  за  несколько
минут до полуночи? Что он пытается нарисовать кролика в альбоме для  того,
чтобы победить в  конкурсе,  устроенном  Школой  знаменитых  художников  в
Нью-Хэвене? Но у него, черт возьми, даже нет альбома.
     Он двинулся, чтобы убрать карандаш, но остановился. Тад  вдруг  решил
немного повернуться в своем кресле, чтобы можно  было  выглянуть  из  окна
слева от стола.
     Там находилась птица, сидевшая на оконном  карнизе  и  смотревшая  на
Тада ярко-черными глазами.
     Это был полевой воробей.
     Пока он смотрел на Тада, к нему присоединился и другой воробей.
     И еще один.
     - О, мой Бог, - сказал Тад дрожащим, жидким голосом.  Еще  никогда  в
жизни он не  был  столь  испуган...  и  вдруг  это  чувство  происходящего
заполнило его снова. Оно было сродни тому ощущению, которое  Тад  испытал,
разговаривая со Старком  по  телефону,  но  сейчас  оно  было  сильнее,  и
намного.
     Еще один воробей приземлился на карнизе, потеснив трех коллег,  а  за
ними Тад  смог  увидеть  целую  колонию  птиц,  сидящих  на  крыше  сарая,
используемого Бомонтами для  садового  инвентаря  и  машины  Лиз.  Древняя
кровля сарая была вся усеяна воробьями, под весом которых она  прогибалась
и раскачивалась.
     - О, мой Бог, - повторил  Тад  и  услышал  свой  голос  из  какого-то
ужасного далека в миллионе миль отсюда, голос, полный ужаса и удивления. -
О, мой Бог, они настоящие - воробьи настоящие.
     Во всех своих предположениях он никак не ощущал  этого...  но  сейчас
было не время обдумывать происшедшее, обдумывать, для чего все это.  Вдруг
кабинет куда-то исчез, и вместо него  Тад  очутился  в  районе  Риджуэй  в
Бергенфилде, где он вырос. Все выглядело столь же тихим и пустым, как  тот
дом в кошмарном сне о Старке; он  обнаружил  себя  вглядывающимся  в  этот
мертвый мир.
     Но все же тот мир не был полностью мертвым, поскольку  крыша  каждого
здания была усеяна щебечущими воробьями.  Каждая  телеантенна  прогибалась
под их весом.  Каждое  дерево  было  буквально  облеплено  воробьями.  Они
оседлали все телефонные линии. Воробьи восседали на крышах  припаркованных
автомобилей, на большом почтовом ящике на углу Дьюк-стрит и  Мальборо-пейн
н  на  платформе  для  велосипедов  перед   универсальным   магазином   на
Дьюк-стрит, куда он мальчишкой часто ходил покупать молоко и хлеб.
     Весь мир был заполнен воробьями, ожидавшими команды взлететь.
     Тад Бомонт откинулся назад в своем кабинетом кресле,  тонкая  струйка
слюны появилась в уголке его рта, ноги беспомощно подергивались, и  теперь
все карнизы около его кабинета были забиты воробьями, глядевшими  на  него
подобно странным пернатым зрителям. Долгий стонущий  звук  вышел  изо  рта
Тада. Его глаза закатились кверху, открыв напряженные белки.
     Карандаш коснулся листа н начал писать.

        СЕСТРЕНКА

     Нацарапал он на верху  листа.  Затем  последовали  две  отчеркивающие
линии, и появилась L-образная отметка,  обозначающая  в  рукописях  Старка
начало каждого нового абзаца. Он написал:

     Женщина начала отскакивать от двери. Она  сделала  это  почти  сразу,
даже до того как остановила свое поворотное движение внутрь, но  было  уже
слишком поздно. Моя рука метнулась через образовавшийся двухдюймовый зазор
между дверью и стеной и схватила намертво ее руку.

     Воробьи улетели.
     Они все взлетели одновременно - и те, что  были  в  голове  Тада,  из
далекого детства в  Бергенфилде,  и  те,  снаружи  его  дома  в  Ладлоу...
настоящие и живые. Они улетели сразу в два неба: белое весеннее небо  1960
года н темное летнее небо 1988 года.
     Они летели и покачивались на своих крыльях.
     Тад сел, выпрямляясь... но его рука продолжала водить карандаш.
     Карандаш продолжал выводить слова и строки.
     "Я сделал это, - подумал Тад устало и  облегченно,  облизывая  рот  и
утираясь левой рукой. - Я сделал это, и благодарение  Богу,  что  мне  это
удалось без свидетелей. Что же это?"
     Он  посмотрел  вниз  на  написанные  его  рукой  слова,  его   сердце
колотилось столь сильно, что он  чувствовал  пульсацию,  очень  быструю  н
прерывистую, в своей глотке. Предложения, размещенные на  листе  бумаги  с
голубыми линиями, былин написаны почерком Тада - но  и  ранее  все  романы
Старка  всегда  писались  этим  же  почерком.  "Если  у   нас   идентичные
дактилоскопические и голосовые отпечатки, одни и те же  любимые  сигареты,
было бы странно иметь разные почерки", - подумал Тад.
     Его почерк, как и во все прежние времена, но где же слова,  пришедшие
со стороны? Не из его собственной головы, тут было ясно, что в ней  ничего
не могло быть кроме ужаса и смятения.  Но  н  его  рука  почти  ничего  не
ощущала.  Казалось,  что  все  чувства  и  ощущения  в  этой  правой  руке
обрываются примерно тремя дюймами выше ладони. Он не ощущал  ни  малейшего
давления на пальцы, хотя мог видеть, что нажим  на  карандаш  "Бэрол"  был
достаточно силен,  поскольку  подушечки  и  кончики  пальцев  -  большого,
указательного и среднего побелели. У Тада такая  нечувствительность  могла
ассоциироваться только с обезболивающим уколом новокаина.


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [4]