Спасенному рая не будет - Теплов Юрий Дмитриевич - страница 4 - российская фантастика - Bookorbita.com

Неужели в том, чтобы остановить зло? Но что он может сделать, ничтожный обыватель, слабая особь мироздания, против несправедливости мира, утонувшего в распрях, против всесильных чиновных и уголовных паханов, готовых ради наживы на любую подлость, вплоть до убийства? Да и как ввязаться в эту неравную борьбу в одиночку, без поддержки, без единомышленников?..

Вопросы толпой лезли в голову, и не на один из них Алексей не находил ответа.

Время между тем продолжало свой бесконечный бег и приближалось к сроку, когда должен был появиться Рязанцев. До прихода электрички оставалось двадцать минут, плюс полчаса на пешую дорогу. Вполне достаточно, чтобы собраться и провести рекогносцировку местности.

Алексей встал, достал в изголовье трофейный ПМ, сунул его за пояс. Затем быстро заправил постель, соорудил нехитрый завтрак с крепким горячим чаем. Наскоро перекусив, побросал оставшиеся продукты в найденную в доме старенькую спортивную сумку. Экспроприировал у Рязанцева дачный свитер и видавшую виды порыжевшую кожанку. Обрядился в нее, оставив взамен новый камуфляжный бушлат ограбленного охранника. Уложил сотовые телефоны и бумажник Юсупа во внутренний карман, прихватил на всякий случай сумку с продуктами и вышел. Запер дверь, сунул ключ под крыльцо, огляделся.

Было пустынно и тихо: ни человечьих голосов, ни собачьего бреха. Если и был тут дачный сторож, то, наверняка, считал ниже своего достоинства обходить вверенную ему территорию. Да и погода – только сидеть у печки и дуть самогон.

Падал редкий снежок. Он еще не успел укрыть землю, и это было Алексею на руку: не останется бросающихся в глаза следов. Узкая щебеночная тропинка вела от крыльца к туалету, сколоченному из горбыля. Небольшой дровяник с тремя сучковатыми чурбаками имел с туалетом общую стенку. Еще один чурбак валялся рядом, видно служил колодой при колке дров. За санитарно-хозяйственным блоком было вполне достаточно места не только для одного человека. К тому же оттуда просматривались въездные ворота и узкая улочка, ведущая к дому.

Алексей прошагал по щебеночной дорожке, скакнул подле дровяника на колоду, с нее сделал широкий прыжок и оказался за глухой стенкой. Рязанцев, наверняка, уже был где-то на подходе. Ждать оставалось совсем недолго.

Он появился неожиданно для Алексея. Наверное, спрямил путь и, минуя ворота, прошел через какой-нибудь пролом в ненадежном ограждении дачных участков. Вышел в улочку рядом с общественным колодцем. Отворил скрипучую калитку и, увидев на дверях замок, остановился в недоумении у крыльца.

Алексей не стал его окликать, чтобы не выдать раньше времени свое присутствие. И не напрасно. У колодца нарисовалась еще одна фигура и вихлястой походкой засеменила по улочке. Личность оказалась для Алексея очень даже знакомой: Серый! Мимо калитки он протопал, когда Рязанцев, достав из-под крыльца ключ, крутил его в замке.

Дождавшись, когда за хозяином захлопнется дверь, Серый остановился. Повертел головой на тонкой шее, перемахнул через огородный штакетник и трусцой побежал за туалет. Алексей достал пистолет и изготовился.

Увидев его, Серый будто налетел с разбега на бетонный столб.

- Привет, - ткнул ему ствол в лисью физиономию Алексей. – Подними ручки и становись личиком к стенке!

Поездной знакомец лишь таращил глаза, словно утратил способность понимать, что бы то ни было. А в голове не шевелилось ни одной, даже самой захудалой или панической мыслишки, иначе бы Алексей уловил.

- Два раза не повторяю, Серый!

И тот, став, наконец, воспринимать слова, торопливо исполнил приказ. Алексей обшарил одежду и карманы. Добычей стали заткнутый за ремень револьвер-самоделка, финка с наборной ручкой, двести долларов и тощая пачка сторублевок. Все это, нисколько не комплексуя, Алексей сбросил в прихваченную у Рязанцевых сумку и разрешил Серому повернуться и опустить руки.

- Отвечай, как на духу, сколько вас здесь?

- Од-дин я, как есть, - язык у храбреца заплетался.

- Не стыдно тебе врать? Где напарник, с которым ты ехал?

В голове у Серого прострелило: опять пасли! У Утопленника везде свои люди!

- Он – это… тёлку в вагоне снял. К ней поехал.

- Как же он тебя одного отпустил на серьезное дело?

- Дык, это я его отпустил. Дела-то нету. В натуре. Только дачу мужика срисовать.

- А пушку зачем прихватил?

- Я – это… на всякий случай. Мочить мужика велено не было. Только пасти. Куда и к кому ходит. Срисовать и доложить Юсупу. Конкретно.

Все мысли Серого были, как рваные строчки на бумаге. По всему выходило, что он не врал, и лишь мечтал вырваться от страшного Утопленника живым. Значит, и ночной звонок Рязанцеву не успели или не додумались перехватить. Пасли на всякий случай.

- Когда вы встречаетесь с напарником?

- Он мне позвонить должен, когда в Москву вернется. К Юсупу ему хода нет, не дорос.

Алексей вспомнил мелькнувшую в сознании картинку: окровавленный Горилла на заляпанном полу. Поинтересовался:

- Как Горилла поживает?

- Замочили его.

- Кто?

- Вроде бы охранники хозяина психушки.

- Кто он, этот хозяин?

- Я не в курсах. Век воли не видать! Его только Юсуп знает.

«И я знаю», - мимолетно подумал Алексей. Вернулся мысленно к Горилле. Значит, картина, привидевшаяся ему – не игра воображения, а реальность. Выходит, он способен ко всему прочему видеть через расстояние. Еще одно ранее скрытое качество, обретенное после общения с аэолами.

- Пошли! – показал Серому стволом на дорожку Алексей.

- К-куда?

- В дом, с хозяином знакомиться.

- Отпусти, а?

- Я уже отпустил тебя один раз. А ты опять попался мне на дороге. Шагай, пока я добрый!..

Рязанцев не на шутку удивился, увидев в дверях Алексея, да еще и не одного, а с каким-то типом, блатной облик которого не могли скрыть ни модные джинсы, ни новый кожаный клифт.

- Кто это? – спросил друг вместо приветствия. – Я его в электричке видел.

- Юный следопыт. За тобой увязался. Вот я его и завел побеседовать. Подойди сюда, Серый!

Тот сделал два шажка вперед. Алексей достал из кармана финку, выщелкнул лезвие.

- Не надо! – завопил Следопыт - Я всё скажу, как есть!

- Если очко играет, снимай штаны.

- З-зачем?

- Не дрейфь, меня твоя задница не интересует, снимай!

Серый с горестным выражением на лисьей морде стянул джинсы. Алексей вытянул из них кожаный ремень, и, не особо аккуратничая, срезал отобранной финкой замок ширинки и отхватил поясную заклепку. Кинул штаны владельцу:

- Надевай. Теперь не убежишь. Ремень верну, когда отпущу. Подпояшешься, и не спадут

И тут только вспомнил, что в кармане оставленного бушлата лежат наручники. Можно было и не калечить джинсы.

- Валер, достань из бушлата браслеты, - попросил друга.

Тот, взиравший на происходящее с нескрываемым недоумением, подал наручники. Алексей вывел придерживавшего джинсы Серого в коридорчик и пристегнул к газовой плите.

- Не скучай, дурачок, - посоветовал. - Подумай пока о жизни, - и вернулся в комнату.

- С тобой не соскучишься, - покачал головой Рязанцев.

Алексей поведал все, что произошло по дороге в Алма-Ату и после его возвращения от Алёнки, вплоть до появления на дачном участке незадачливого следопыта в дорогих джинсах.

- Ну, и что ты собираешься делать с этим типом? – спросил друг.

- Отпущу. Его можно не опасаться. Трясется за свою шкуру. Боится, как бы Юсуп не узнал, что он продал напарника, да и всю кодлу. Доложит то, что я ему велю.

- А сам ты?

- Здесь мне нельзя оставаться, твоя дача засвечена. Буду пробираться в Самару. Храню в памяти один адресок.

- Я тебе деньги привез. Не много, но на первое время хватит.

- Не надо, Валера. Я позаимствовал восемьсот долларов у бандитов.

- Ну, ты даёшь! Все равно возьми, - протянул ему четыре пятисотки.

- Нет, Валер.

- Ладно, как хочешь.

- Я конфискую у тебя дачный лапсердак. Взамен тебе почти новый камуфляжный бушлат. Ты уйдешь с дачи первым, потом мы с Серым. Постарайся до весны здесь не показываться, дачу могут взять под колпак. Да, кстати, вот тебе выкидная финка на память о встрече с уголовничком. Сейчас я приведу этого бедолагу.

Отстегнув пленника от газовой плиты и снова сунув в карман наручники, Алексей завел его в комнату.

- Скажешь Юсупу, что дачу вы срисовали. Хозяин в ней был один. Побыл около часу, забрал какие-то вещи и свалил назад в Москву. Понял?

- Как есть понял.

- Можешь даже показать дачу браткам. Но если с этим вот человеком, - кивнул на Рязанцева, - что-нибудь случится, Юсуп сразу узнает, что ты ограбил Керима и продал его. Усек?

- Как есть.

- А теперь можешь взять свой ремень и пушку. Патроны из барабана я выщелкнул.

Рязанцев, как и договаривались, ушел первым. На крыльце, где они попрощались, он сказал Алексею:

- Ты хоть дай знать о себе, что у тебя и как.

- Ладно, Валер. Сообщу, когда будет можно. А ты позвони моей жене и скажи, что я в загранкомандировке. Вернусь через год - два…

БЛУЖДАНИЕ

Из Москвы Алексей выбрался на попутках. Доехал до Рязани, а оттуда - на электричке до станции Сасово. Это было большое село на реке Цна - с храмом, многоэтажными строениями, торговой площадью и трактиром для водителей - дальнобойщиков. На неохраняемой стоянке припарковались несколько безлюдных фур. Только в одной из них сидел в кабине, навалившись на руль, худой остроскулый шофер.

Алексей открыл дверцу:

- В какую сторону едешь, земляк?

- Померкни! – буркнул тот, не поднимая головы.

Водитель явно был не в себе, и Алексей уловил исходящие от него сигналы боли.

- Голова? – спросил он участливо.

Шофер оторвался от руля, скосил глаза:

- А ты – что, доктор?

- Лекарь.

- Мочи нет, аж в глазах свербит. И напарник на больничном.

Алексей, не спрашивая разрешения, забросил в кабину одолженную у Рязанцева старенькую сумку, сам взобрался на сиденье. Заставил шофера сесть прямо, взял его голову в обе руки. Потер виски, нащупал в затылочной части горячий участочек, мягко сдавил его, стал массировать. Шофёр безропотно терпел. Минут через пять высвободил голову из рук Алексея, удивленно посмотрел на него ясными глазами:

- Слышь, а ведь отпустило! Точно отпустило! И без таблеток!

- Таблетки тебе без надобности.

- Я их столько уже заглотил, считать устал. Надолго отпустило?

- Надолго.

- Выходит, ты и в самом деле доктор. А по одежке и не скажешь. Про что ты спрашивал-то?

- В какую сторону едешь, спрашивал.

- В Тольятти качу. За запчастями. Тебе куда?

- В Самару.

- По пути. Багаж какой есть?

- Всё при мне.

- Тогда поехали! – повернул ключ зажигания, запустил стартер. Мотор заработал без чиха и перебоев. – Да и мне спокойнее: вдруг в дороге опять прихватит.

- Не прихватит.

- Дай Бог!

Попетляв по улицам, они выехали на автотрассу.

- Меня Афанасием зовут, - представился дальнобойщик. – А тебя?

- Алексей.

- Значит, божий человек.

- Почему божий?

- Бабка мне в детстве объясняла, какое имя что означает.

Алексей никак не отреагировал на слова остроскулого Афанасия, хотя мысленный мостик машинально перебросил к музыкальному озеру, где Оника сообщила ему, что он – носитель гена аэолов.

- Если ты такой классный доктор, - не успокаивался дальнобойщик, - почто бродяжничаешь? Мог бы в поликлинике работать или на Скорой.

- Я не доктор. Лекарь.

- Какая разница?

- Большая. Врачую без таблеток и без диплома. Таких, как я, в поликлинику не берут. Считают шарлатанами.

- Сами они шарлатаны! Вон по телеку реклама про лекарства чуть ли не от всех болезней – всё брехня! У тебя же без брехни: пощупал – и голова, как новая. Давно бомжуешь?

- Неделю.

- Жилье за долги профукал?

- Нет. В квартире жена осталась.

- Развелся?

Алексей не ответил, и шофер обошел скользкую тему:

- Кто у тебя в Самаре-то?

- Друг.

- На поезд, наверно, денег не хватило?

- Деньги есть. Я заплачу тебе.

- Это я тебе должен заплатить за лечение. А если при деньгах - чего не на поезде?

- Нельзя мне на поезде.

- В розыске что ли?

- Не в розыске, но все равно бегу от лихих людей.

- Весь век бегать не будешь. Определяться с местом надо, божий человек.

- Определюсь.

- На перекладных-то притомился, наверно?

- Немного есть, - признался Алексей.

- Полезай назад на спальное место и меркни минут сто пятьдесят, - предложил Афанасий и притормозил у обочины. – Как подъедем к одной деревенской харчевне, я тебя разбужу. Перекусим – и дальше.

В задней кабине было достаточно комфортно с учетом походных условий. Тепло, несмотря на минусовую температуру снаружи. Нашлись простыни, подушка, плед. Алексей сунул простыни под подушку, аккуратно сложил рязанцевскую дачную кожанку с пистолетом во внутреннем кармане, улегся и прикрылся пледом. Мог бы, если захотел, сразу провалиться в сон. Но лишь погрузился в легкую дрему.

Перед глазами ленивой вереницей проплывало все, что произошло с ним в последнее время. Единоборство с Фуршетом, сетчатый мешок, наброшенный кривоногим гуру, подвальная пыточная с волосатым Гориллой и, наконец, удачный побег с территории психушного санатория - все это уплывало назад, не оставляя в сознании заметных следов.

Лишь холодный и умный взгляд безгубого чиновника Заурбекова царапал память, как глубокосидящая заноза. Он был сеятелем зла, которого следовало изгнать с общественной нивы. Только найдется ли рисковый человек, чтобы встать на пути главаря уголовников и властного, незапятнанного тюремными нарами чиновника в одном лице?.. Неужели эта миссия возложена на него, Алексея? Но он уже далеко от Москвы, а значит, и от Заурбекова с Юсупом, и с каждым часом удалялся все дальше.

Самарский адрес, продиктованный в вагоне алма-атинского поезда беглецом Игорем Рысевым, всплыл в памяти Алексея перед тем, как он обнаружил в дачном поселке шестерку Юсупа, следившего за Рязанцевым. Хорошо, что это оказался трусливый Серый, а не другой кто-то. Тогда бы не обойтись без крови и без непредсказуемых последствий для хозяев дачи.

Добрался ли Рысев до Самары? Если добрался – успел ли сменить фамилию? Купила ли его бабуля домик на Волге?.. Полтора месяца прошло, как они расстались. Всякое могло случиться за это время. Куда топать Алексею, если он не разыщет Рысева?..

Автотрасса была ровной, видно недавно сдана в эксплуатацию и не успела обрасти выбоинами. Под легкое потряхивание и шуршание шин напряжение, державшее Алексея в своих цепких объятиях несколько суток, улетучилось. Мысли сильно не будоражили, катились, словно фура по ровному шоссе.

Теперь Алексей легко мог вспомнить то, что происходило с ним у аэолов, и вызвать в воображении образ юной женщины с зеленоватыми прядями волос. Ему казалось, что при желании он смог бы даже пообщаться с Оникой через звездные миры. Но такое желание почему-то не возникало, или же он просто побаивался живого общения. Хотя и понимал, что в будущем этого не избежать…

Резкое торможение прервало ход мыслей. Фуру качнуло, она свернула на обочину. Дверца распахнулась, и Алексей услышал начальственный басок:

- Куда едем?

Все ясно: махнул жезлом гаишник, намылившийся поживиться за счет дальнобойщика.

- В Тольятти, порожний, - ответил Петр. - И сам пустой. Экспедитор с деньгами на поезде катит.

Краем глаза Алексей заметил, что гаишник в звании лейтенанта глянул с подножки в спальную кабину:

- Кто у тебя там? – голос продолжал звучать с официальной требовательностью.

- Напарник отдыхает, всю ночь рулил. Ловите кого что ли?

- Ориентировка из главка пришла на одного уголовника. Вооружен и очень опасен. Так что гляди в оба, не останавливайся на пустой дороге.

- Знаю, не первый раз еду.

Алексея информация об ориентировке, хоть и насторожила, но особо не встревожила. Он допускал такой вариант и не исключал также возможности своего задержания. Однако без надобности не собирался пускать в ход трофейный пистолет. А если все же придется его применить, то ни в коем случае не стрелять на поражение. Служивые люди не при чем, они выполняют приказы, даже если те исходят от мерзавцев, облеченных властью. И довольствуются мизерной зарплатой.

Гаишник не торопился давать «добро» водителю. Тот терпеливо ждал. Наконец, страж дорожного порядка спросил вполне по-человечески:

- Девку надо?

- Не надо, командир. Мы уже не в том возрасте.

- Тогда добрось ее до Инзы. Она живет там, - голова лейтенанта исчезла из кабины. - Эй, двигай сюда!

Через минуту на пассажирское сидение вскарабкалась навязанная гаишником попутчица. Ростика невеликого, так что Алексею был виден только ее русоволосый затылок. Фура снова выехала на асфальтовое полотно трассы и набрала ход. Через какое-то время Алексей услышал, как Афанасий недовольно пробурчал:

- Не задирай подол, шалава! Сиди смирно!

- Строгий ты, дядя, - голос у нее оказался молодым и неожиданно певучим.

- Померкни!

Но девица меркнуть не собиралась:

- Закурить у тебя не найдется?

- Не найдется.

- Жалко. Мою пачку менты выкурили. Хорошо, что зажигалка осталась. Хочешь, подарю?

- У меня спички, - отказался от подарка Афанасий, всем видом показывая, что пустой болтовней не намерен заниматься.

- В Тольятти едете? - не желала угомониться девица.

- В Инзе сойдешь. Гаишник велел там высадить тебя.

- Вот козел! Мне не надо в Инзу!

- Что, не охота домой?

- Не живу я в этой занюханной Инзе.

- Где же ты живешь?

Сумела она все-таки втянуть в разговор недовольного водилу.

- В Иваново.

- Чего же из дома сбегла?

- А кто бы не сбёг, если в одной комнате семь человек крутятся!

Остроскулый Афанасий задумался, прокручивал, видно, как выглядят семь человек в одной комнате. А возможно, что такое ему и самому было ведомо.

- Как тебя зовут, дуреха? – спросил он после небольшой паузы.

- Юдифь.

- Я не про кличку, про имя.

- Некрасивое оно у меня: Капка. Капитолина по паспорту.

- Нормальное имя. В школе-то училась?

- Восемь классов кончила.

- Не богато по нонешним меркам…Кому сказал, не задирай подол!

- Я тебе не нравлюсь?

- Ремнем бы тебя по жопе!

- Напугал! Ремнем меня с детства отец охаживал. Сам алкашил по-чёрному, а туда же, воспитывал. Да и мент, козёл этот, пряжкой сегодня огрел, когда я из будки удрать хотела. Ладно, хоть паспорт отдал.

- Ты и ментов обслуживаешь?

- А куда денешься? В кутузку затолкают - и по месту жительства. Да еще квитанцию пришлют, чтобы оплатили отправку.

- Бесплатно с ментами-то?

- От них дождешься! Даже пожрать не дадут!

- Есть, наверно, хочешь?

- А то!

- Ладно, сейчас к харчевне подъедем, я тебя покормлю. А потом – можешь в любую сторону. Все равно в Инзе высажу.

- А, может, довезешь до Тольятти? Там черных клиентов с бабками навалом.

- Шалава ты – и есть шалава.

- А ты – чурбак бесчувственный.

Афанасий молча проглотил «чурбака». Девица тоже замолкла. Но невмоготу ей было молчание. Через недолгую паузу спросила:

- А что твой напарник, дрыхнет и дрыхнет?

- Устал, ночь – за рулем.

- Он молодой?

- Старее меня.

- Во, блин, невезуха!

В этот момент фура сделала правый поворот, затряслась явно не по федеральной трассе и вскоре остановилась.

- Спишь, божий человек? – услышал Алексей голос Афанасия. – Вылазь, перекусим.

Харчевня стояла чуть на отшибе от головной трассы, но от недостатка клиентов, видать, не страдала. Свободный пластиковый столик нашелся лишь около распахнутой двери в кухню, откуда доносились довольно аппетитные запахи.

Капка, пристроившаяся на некрашеной табуретке, оказалась довольно смазливой девицей. Если бы стереть с физиономии лишнюю косметику и отмыть в горячей воде, вообще бы выглядела на все сто. Лет семнадцати на вид, она была не просто русоволосой, а натуральной блондинкой с чуть вздернутым аккуратным носиком, пухлыми щечками и опушенными длинными ресницами круглыми, не поймешь – какого цвета, глазами.

К столику подошла официантка в чистом фартуке и с кружевной наколкой на голове.

- Комплексный - на всех, - сделал заказ Афанасий.

- С пылу? – уточнила.

- С пылу и с жару.

- Сей момент! - и проворно скрылась в кухне.

Алексей внимательно изучал Капкино лицо, и она не выдержала:

- Чего уставился?

- Душа у тебя светлая.

- Чего-чего?

- Душа, говорю, светлая.

У нее даже рот приоткрылся от изумления. Сквозь намалеванную косметику на щеках выступил неровный румянец. Отвела от Алексея глаза и проговорила:

- Скажешь тоже.

- Скажу еще, что тебя ждет новая жизнь. Замуж выйдешь за красивого парня и будешь счастлива.

- Кто ж меня возьмет, дорожную?

- Уйдешь с дороги.

- Куда, интересно?

- Со мной.

- Уж, не ты ли, молодой и красивый, собрался на мне жениться?

- Не я.

Официантка прикатила столик с судками, двумя чайниками и блюдцем с девятью кубиками рафинада. Расставила посуду на столе.

- Девяносто три рубля с едока, - объявила.

Цена за полный обед была божеской, а по московским меркам, даже смешной. Афанасий полез в карман, но Алексей остановил его. Отсчитал из пачки двести пятьдесят рублей и вручил их официантке.

- Богатенький Буратино, - бормотнула Капка, не отрываясь от тарелки с наваристым борщом.

- Померкни! – сердито бросил ей Афанасий.

Еда и впрямь оказалась по-деревенски вкусной. В борще - кусок мяса, к картофельному пюре прилагалась сочная котлета, хлеба и чая – сколько брюхо пожелает.

Меньше, чем через час, они снова были в пути. Алексей, как и до этого, занял лежанку. После сытного обеда ему и в самом деле захотелось спать. Перед тем, как отключиться, он услышал, как Капка сказала Афанасию:

- Чудной у тебя напарник. Не страшный, а давит, как бульдозер. Даже мурашки по коже. Не знаешь, куда этот гадальщик хочет меня забрать?

- В монастырь.

- Какой монастырь! Ты с ума сошел!

- Он – божий человек.

- Твой напарник – божий?

- Последний рейс у него.

- А потом он куда?

- Я же сказал, в монастырь.

- Ну, и пускай сам валит туда! Я-то причем?

- Притом. Если он сказал, то уже не отпустит.

- Ну, дурдом! Высади-ка меня, найду другую попутку.

Алексей приподнялся со своего ложа, коснулся рукой головы Капитолины, произнес шепотом:

- Повернись ко мне!

Она съежилась и через желание повернулась.

- Поедешь со мной, - тем же властным шепотом проговорил Алексей, - у тебя будет другая, наполненная смыслом жизнь. И муж станет тебя крепко любить. Поняла?

- Поняла, - словно во сне пробормотала она.

- А теперь усни и забудь всё, что было с тобой, как дурное видение.

Она с минуту сидела, застывши, затем закрыла глаза и засопела.

- Неужели уснула? – удивленно спросил Афанасий.

- Уснула.

- Ну, ты даешь, божий человек! Прямо колдун!

Инзу они проехали, когда завечерело. Петр хотел затормозить, но Алексей сделал ему знак, чтобы не останавливался.

- Ты – что, в самом деле, хочешь ее с собой забрать? – удивленно спросил тот.

- В самом деле.

- На кой хрен она тебе?

- Заблудшая овца, пущу ее в человечье стадо.

- У самого ни кола, ни двора! Ты к другу, а ее куда?

- Мир не без добрых людей.

Дальнобойщик осуждающе покачал головой и ничего больше не сказал.

В Тольятти въехали ночью. Афанасий зарулил на вокзал и высадил попутчиков. Капка переминалась с ноги на ногу в своих малоразмерных кроссовках и ежилась от ночного заморозка, запахнувшись в куртку на рыбьем меху. Прощаясь, Афанасий виновато произнес:

- Добросил бы до Самары, но обернуться не успею. В девять утра экспедитор явится. С утреца электричка пойдет, на ней и доедете до Самары…

Электричка прибыла в Самару, когда не выспавшийся трудовой люд давился в городском транспорте, боясь опоздать на работу. Алексей бывал здесь по корреспондентским делам, когда город еще носил имя пламенного революционера Валериана Куйбышева. Годы, казалось бы, стерли в памяти названия районов и улиц. Но стоило оказаться на привокзальной площади, как в голове Алексея высветился троллейбусный маршрут, идущий в сторону нужной ему улицы Чкалова, где жила родственница Рысева - Белякова Анна Васильевна.

Падал крупными хлопьями снег. Табло на здании вокзала высвечивало попеременно время – 8.14 и температуру воздуха – минус 4 градуса по Цельсию. Капка, похожая на взъерошенного воробья, цеплялась одной рукой за висевшую на плече Алексея сумку, будто боялась потеряться в посадочной толчее. Нетерпеливая толпа внесла их в троллейбус, утрамбовала в проходе и прижала друг к другу. На нужной остановке они еле продрались сквозь людскую гущу, но все же выбрались наружу.

Дом они нашли примерно через полчаса. Это была облупившаяся пятиэтажка с распахнутыми настежь подъездными дверями. Когда поднимались по лестнице, Капка подобрала, чуть ли не целехонький чинарик, но Алексей строго сказал:

- Выброси! – и она послушалась.

Квартира №74 располагалась на четвертом этаже. Алексей позвонил. Дверь ему без вопросов открыла грузная пожилая матрона с абсолютно седыми кудерьками и непроницаемым гладким лицом. Безбоязненно глянула на неухоженных попрошаек:

- Сейчас хлеба вынесу, - сказала.

- Вы Анна Васильевна? – спросил Алексей.

- Я буду, - ответила она, стоя в дверях.

- Мне нужен Игорь Рысев.

Гладкое лицо седовласой дамы не дрогнуло, но в голове заметались панические мысли: «Правильно Игорек говорил, что его искать могут. Вот и явились – уголовные рожи!». Однако вслух она произнесла:

- Ты, наверно, адресом ошибся, мил-человек. Такой тут отродясь не проживал.

- Может, он фамилию сменил?

«Беляковым стал», - уловил Алексей и услышал сердитое:

- Я же сказала, что не знаю никакого Рысева.

- У соседей разве спросить? Он мог тут жить раньше, а потом взял и переехал. Как думаете?

- Никак не думаю! - А в голове уже прокрутилось сначала название станции Кинель, затем деревни - Бобровка.

- Извините, наверно, я все же ошибся, - произнес он и заметил вдох облегчения, вырвавшийся у матроны. – До свидания.

Хозяйка торопливо захлопнула дверь. Алексей с Капкой, покинув негостеприимный дом, снова потряслись в уже не так набитом троллейбусе на вокзал, чтобы отправиться на станцию Кинель.

Они не успели до перерыва, последняя электричка только что отчалила от перрона. Следующая отправлялась через два с небольшим часа. Минут сорок они скоротали в буфете, где съели по два пирожка с ливером, запивая их кофейной бурдой. Затем Алексей завел Капку в привокзальный магазинчик с призывным названием: «Загляни перед дорогой!». Но призыв не действовал на пассажиров, продавщица магазина скучала в полном одиночестве. Алексей оглядел плотно забитые полки. Его внимание привлекли меховые бежевые сапожки с невысоким каблучком и с бумажной биркой, рассчитанной на покупателей - 999 рублей: глядите, мол, дешевка, цена даже до тысячи не дотягивает.

- Какой размер обуви носишь? – спросил Алексей Капку.

- Тридцать четвертый, а что?

Алексей показал продавщице на сапожки:

- Дайте померить.

- Вряд ли подойдут, маломерки, - ответила та, подавая залежалый обувной товар. - Потому и не берет никто.

На подошве значилась цифра 36. И все же сапоги оказались Капке в самую пору.

- Не снимай, в них поедешь. А кроссовки сложи в коробку, с собой заберешь.

Было заметно, что подарок девчонке понравился. Даже в полупустом зале ожидания, где ждали отправления электрички, она время от времени косила взглядом на обновку. И беспокойно ёрзала на жестком сидении, пока вдруг не сказала:

- Увязалась я за тобой, а как тебя зовут – не знаю.

- Алексей Николаевич.

- Мне так и звать тебя по отчеству?

- И по отчеству, и на «вы».

- К кому мы едем хоть?

- К моему другу.

- У него ночевать будем?

- Посмотрим.

- Выходит, и сам мало что знаешь, да еще меня сговорил за тобой мотнуться.

- Боишься?

- Чего мне бояться, я уже пуганая. Да и мужик ты добрый.

Электричку объявили, когда она, привалившись головенкой к плечу Алексея, сладко позевывала. Он встряхнул ее, и они потопали на посадку.

Станция Кинель оказалась узловой. В разные стороны разбегались, стыковались, множились железнодорожные пути и убегали в неизвестность. Первая же встреченная бабенка сообщила, что в деревню Бобровка транспорт не ходит. Только рано утром оттуда приезжают молоковозы, а обратно идут порожними. Могут и попутчиков подбросить. Теперь же можно доехать только до военного городка на попутке, военные машины часто ходят. Лучше угадать на их служебный автобус, который подъезжает к приходу обеденной и вечерней электрички. Он должен сейчас быть на стоянке. От городка до деревни пехом - всего два километра.

Старый носатый пазик с военными номерами Алексей отыскал без труда. Постучал в лобовое стекло, водитель открыл дверь рычажной рукояткой.

- С вас по червонцу, вы не наши.

Алексей расплатился, и они влезли в автобус.

Пять полнотелых молодух в одинаковых дубленках занимали передние места. Конечно же, офицерские жены, отоварившиеся шубейками в гарнизонном военторге. Наверно, выезжали в Самару развеяться в магазинном изобилии и теперь возвращались к вечно занятым на службе мужьям. Картина была Алексею знакома по давним командировкам в отдаленные гарнизоны.

Они протиснулись в узком проходе мимо молодух, их ног и сумок, уселись на свободное заднее сиденье. По соседству с ними дремал небритый мужичок в телогрейке, в валенках и в явно маловатой ему шапке-ушанке. Черты его лица были настолько мелкими, что и не разберешь – старый он или просто в возрасте. Алексей тронул его за рукав. Тот встрепенулся.

- Не подскажете, Бобровка далеко от военного городка?

- Близко. Мне самому туда топать. А вы к кому, если не секрет?

- К Беляковым.

- Это которые же у нас Беляковы? – вслух стал размышлять мужичок.

- Они недавно у вас, - подсказал Алексей.

- А-а, Игорь-тракторист с бабкой! Не привык я еще к их фамилии. Да и пришлых у нас полно, особливо таджиков, верно говорю. А Беляковы из города. Большие деньги за избу с мебелями отвалили, целых четыреста тыщ. Но изба того стоит, верно говорю. Одних комнат – штук шесть да еще кухня. Самый богатый дом в селе, в нем председатель колхоза раньше жил. А жена его у нас сельпом заведовала. Оба жулики!

- Их – что? Посадили?

- Нет, в Кинель перебрались. Сам районным начальником заделался. Жена – в универмаге директором. А у нас в председателях теперь немец, верно говорю.

- Из Германии приехал? – вклинилась в разговор Капка.

- Местный. Агрономом раньше работал.

Общительным оказался попутчик, повезло им, можно сказать.

- Меня в селе все знают, даже приезжие. Спросите любого, где Диоген живет, каждый покажет.

Алексей вспомнил свое сидение под бочкой, когда его искала охрана Заурбекова.

- Интересное у вас имя, - сказал.

- Отец так назвал. Потому как он был из дворян, верно говорю. А дворяне – все, как один, образованные.

- Вы не возражаете, Диоген, если мы с вами до Бобровки дошагаем?

- Чего это возражаю? Ничего не возражаю. А кто вы Беляковым будете?

- Родня.

- Чего ж телеграмму не отбили? Игорь бы вас на мотоцикле с коляской встретил.

- Беспокоить не хотел.

- Говорят, он жигуль собирается покупать. Откуда у людей такие деньги!

Алексей знал, откуда у курносого беглеца «такие деньги». За них парня вполне могли замочить быки Исмагилова, если бы не «мистер Икс», отбивший его у охраны.

Офицерши по-прежнему балабонили, горячо осуждали «полковничиху», по всей видимости, жену командира части, которая шарит в кладовых военторга, словно он ее собственность. Затем как-то враз стихли, и самая зевластая крикнула водителю:

- Время, Антоныч! Трогай!

Мотор пазика простужено зачихал, закашлял, но заводиться отказывался. Лишь когда шофер вылез с заводной рукояткой и вручную крутанул несколько раз стартер, движок испуганно выстрелил выхлопными газами и одышливо зафыркал.

- Откуда будете? – продолжал любопытствовать мелколицый Диоген.

- Из Иванова, - соврал Алексей.

- Говорят, там девок невпроворот, а женихов – кот наплакал. Врут, поди?

- Вовсе не врут! – откликнулась Капка.

Автобус уже полз по разбитому до основания шоссе, треща и щелкая всеми старческими суставами. Тряска не располагала к беседе, и сосед успокоился.

В ноябре темнеет рано, и, когда шофер выпустил у КПП попутных пассажиров, сумерки уже упали на заснеженное поле. Да и хмурое небо, обещавшее обильный снегопад, было заодно с сумерками.

Мужичок с именем Диоген показал на тропинку сбоку от проходной:

- Самый наикратчайший путь, верно говорю. Прапорщики натоптали. Трое из Бобровки тут на контракте. И то – не в земле ковыряются.

Он споро двинулся по тропинке. За ним засеменила Капка. Следом – Алексей. С километр прошагали по полю, затем – по мохнатому от снега подлеску. На одном из поворотов Диоген задел головой ветку, шапка слетела, и его густо обсыпало снегом. Он оглянулся на спутников, коротко матюгнулся, напялил, не отряхивая, шапку и снова зашагал. Вскоре замелькали оконные светляки деревенских изб. В улицу они вышли по узкому проходу между огородными пряслами.

Диоген сбавил прыть, обождал попутчиков и не без горделивости высказался:

- Наша Бобровка не загнулась, не то, что иные деревни. Как было пять рядов, так и осталось. Эта вот – улица Ленинская. Ни одного брошенного дома в деревне нет, верно, говорю. Проданные есть, а брошенных нет. Потому как места у нас шибко красивые, и рыбалка в Самарке добычливая.

Замолчав, он рванул по Ленинской улице, будто торопился на свидание. Капка еле поспевала за ним и перевела дух, когда он неожиданно остановился.

- Я в этой вот избе обитаю, - показал на слепую развалюху с двором без ограды и покосившейся калиткой. – А Беляковы – на том конце, ближе к речке. Как Ленинская улица повернет направо, по ней и шагайте. Самый большой дом по правому ряду – Беляковых. Около них фонарь на столбе горит, верно говорю.

- Спасибо! - крикнул ему в спину Алексей.

Дом под кровлей из гонта, хоть и был двухэтажным, однако не поражал размерами, как предполагал Алексей, наслушавшись попутчика. У крашеного зеленой краской забора лежало проморенное дождями и снегами толстое бревно, предназначенное, видимо, для сидения долгими летними вечерами кумушек-соседок. Дощатая калитка не была заперта.

Они вошли во двор. Их встретил лохматый щенок, обнюхал и завилял коротким хвостом. Над крытой верандой со столиком и двумя скамейками горела лампочка в круглом матовом абажуре. В ее свете просматривались в глубине двора фруктовые деревья, ягодные кусты и обшитые вагонкой баня и хозблок с двумя дверями.

Они поднялись на веранду. Сбоку обтянутой бордовым дерматином двери чернела пуговка звонка. Алексей вдавил ее, дверь распахнулась, и на пороге появилась усохшая старушка в ситцевом платочке и цветастой байковой кофте.

- Вам кого?

- Меня зовут Алексей Николаевич. Игоря я могу увидеть?

Она не замешкалась с ответом, лишь пристально глянула на него.

- Вы с ним в поезде ехали?

- Да.

- Игорек рассказывал о вас. Проходите. Он еще на работе, скоро подъедет.

Из просторных сеней они попали в большую прихожую. Широкая вешалка с тумбочкой для обуви будто вросла в левую стенку, вдоль которой шла лестница на второй этаж.

- Раздевайтесь, у нас тепло, - и, спохватившись, представилась: - Я – Татьяна Васильевна. А тебя, дочка, как зовут? – обратилась она к Капке.

- Капитолина.

- Какое имя хорошее!

Та зарделась, как маков цвет, и шмыгнула носом.

В горнице было светло от многорожковой люстры. Посередине стоял стол, накрытый гобеленовой скатертью и прозрачной клеенкой. У глухой, с ковром во все пространство, стены – диван на гнутых ножках. На двух больших окошках тюлевые шторы до пола и тяжелые портьеры по бокам. В простенке – ходики с кукушкой. Две распахнутые двери вели в кухню и еще в одну комнату, проходную, с мебельной стенкой и тахтой с кучей подушек. Неплохо распорядился Рысев изъятыми у Исмагилова долларами!

- Умывайтесь с дороги, в умывальню ход из кухни. Зверобойным чаем вас напою, - сказала Татьяна Васильевна.

Чаевничать до прихода Игоря Алексей категорически отказался и прошел в санузел.

Размером с небольшую комнату, отделанный белым кафелем, он включал в себя кран с голубой раковиной для умывания, вполне современный, тоже голубой унитаз с бачком. Цветная непрозрачная пленка скрывала душ, и Алексей с удовольствием поплескался в холодной воде.

Капка от душа отказалась, умылась над раковиной, смыла с себя косметику и устроилась пай-девочкой на диване рядом с Алексеем. Она по-прежнему напоминала воробушка, только уже не нахохлившегося, а почистившего перышки. Он обратил внимание, что колготки у нее продырявились на пальцах, и укорил себя, что не догадался купить хотя бы носки. Татьяна Васильевна будто прочитала его мысли, принесла толстые шерстяные носки до колен.

- Надевай, дочка. Насовсем бери.

- Ой, да что вы! Не надо насовсем, – опять закраснелась Капка, а носки все же быстренько натянула.

- Хороший у вас дом, Татьяна Васильевна! – сказал Алексей.

- И не нарадуюсь. Игорек спроворил. Зала и пять комнат в доме, кухня, отдельный умывальник. Летом сестра к нам переберется. Вместе в огороде станем копаться. Поросенка с осени купили. Куры есть, гусей заведем. Думала коровой разжиться, но Игорек против. Говорит, колхозным молоком обойдемся.

- У вас – что, колхоз сохранился?

- Сохранился. Только по-другому теперь называется, запамятовала – как.

О прибытии алма-атинского беглеца возвестила мотоциклетная дробь. Какое-то время мотоциклист возился во дворе, наверное, загонял на ночлег своего трехколесного коня. Потоптался в сенях, распахнул дверь и при виде нежданных гостей встал столбом:

- Ну, здравствуй, Игорь, - подошел к нему Алексей.

- Не может быть! Вы ли, Алексей Николаевич?

- Как видишь. На постой примешь?

- Хоть на всю жизнь! – а сам стриг глазами сидевшую на диване Капку. Кто, мол, такая? Откуда взялась?

- На всю жизнь – надоедим, Игорь. А это моя племянница – Капитолина, познакомься.

Тот шагнул к дивану, «племянница» торопливо встала ему навстречу, и Алексей легко уловил ее мысли: «Красивый парень. Может, про него нагадал дядечка?».

А Татьяна Васильевна уже таскала от кухонной печи на стол наполненные снедью миски, тарелки. Капка метнулась помочь ей, и старушка не отказалась от помощи. Минут через пять все дружной семьей уселись за стол, в центре которого красовалась бутылка водки с названием «Русский размер».

Игорь разлил водку в граненые стопки. Поднял свой стаканчик, глянул на Алексея, задержался взглядом на Капке. Произнес с чувством:

- Со встречей! – и махом опрокинул содержимое в рот.

Капка, как приличная девушка, опростала рюмку наполовину. Пригубила и Татьяна Васильевна. Алексей понюхал свою стопку и отставил.

- Со встречей же! – укоризненно сказал ему Игорь.

Ох, уж этот русский обычай! Алексей понимал, что обижать гостеприимных хозяев просто неприлично. Снова поднял стопарик и одним глотком протолкнул водку внутрь. Голова сразу же отяжелела, сознание замкнуло. Он, словно во сне, увидел точеное лицо Оники с грустными кошачьими глазами. «Не делай больше этого!». «Не буду». В голове стукнули молоточки, затем она прояснилась, возвратив восприятие. Наверное, его отключка длилась мгновенье, потому что все активно работали ложками и вилками, не приглядываясь к нему.

Алексею надо было переговорить с Игорем один на один. Такой момент наступил после самоварного чаепития, когда Татьяна Васильевна с Капитолиной стали убирать посуду. Игорь заглянул на минутку в свою спальню, после чего они, набросив куртки, устроились на веранде.

- Я должен вам, - сказал Игорь и протянул три стодолларовых купюры.

Деньги у Алексея были, но надо еще приодеться им с Капитолиной, да и иждивенцем жить у Игоря не хотелось. Потому он спокойно уложил ассигнации в карман:

- Спасибо. Как раз ко времени. До Самары тогда без приключений добрался?

- С вашей легкой руки. В основном, на попутках. Вы как меня нашли - через Анну Васильевну?

- Через нее, - ответил Алексей и, в общем-то, был прав.

- Я не верил, что вы ее адрес запомнили. Хорошо, что приехали. Надолго?

- Не знаю.

- У вас что-нибудь случилось?

- Случилось.

- Тоже бежать пришлось?

- Пришлось, как видишь.

- Я сразу понял это по вашей одёжке. Ищут, как и меня искали?

- Думаю, что ищут.

- Те же самые?

- Они. И милиция, наверное, тоже.

- Твари продажные! Между прочим, могу помочь вам фамилию сменить. У Анны Васильевны дочь в паспортном столе в Кинеле работает. Она двоюродной теткой мне приходится. А ее муж – майор милиции.

- Тоже продажный?

- Что вы? Он – старой закалки.

- А как же поддельный паспорт?

- Только для меня. И для вас. Мы же не преступники, даже наоборот!

- Сколько будет стоить фальшивка?

- Нисколько! Бесплатно. В выходной съездим в Кинель, раньше у меня не получится. Вы там сфотографируетесь, потом тетку навестим.

В Бобровке, как и во всем Поволжье, гуляла незлая зима. В свете фонаря хорошо было видно, как мохнатые снежинки медленно опускаются на землю, покрывая пушистым белым одеялом огород, дворовые постройки, кусты и деревья.

- Гляжу, ты неплохо здесь устроился, Игорь.

- Сам удивляюсь. Дом приобрели, да еще на черный день доллары остались. К лету жигуленка куплю. В общем, нормально живу.

- А колхозники – как?

- В Бобровке теперь не колхоз, а агрофирма. Местным жителям, можно сказать, повезло. Директор, хоть и крутой по характеру, но справедливый. Только с дочкой ему не повезло: падучая у нее. На вид нормальная девчонка. Я один раз летом видел, как она брякнулась около их дома. Корчилась, будто в нее бесы вселились. Отец с матерью едва сладили с дочерью. Она даже в школу не ходит, мать с ней дома занимается, учительницей раньше работала.

Алексей представил мысленно худенькую рослую девочку с выпирающими ключицами и пульсирующей жилкой на длинной шее. На миг почувствовал жар в ладонях, поспешил отодвинуть видение. Но все равно ощущал какую-то внутреннюю силу, так и рвущуюся наружу. Такого прежде не было с ним. А если и было, то подспудно, без осознанности. Он вдруг с пронзительностью понял, что должен использовать эту силу во благо.

- Давно у нее эта болезнь? – спросил после недолгого молчания.

- Не знаю. Директор и в Москве ее врачам показывал, и за границу возил. И знахарку приглашал. Только без пользы.

- Припадок сразу не происходит, Игорь. Больной его заранее предчувствует. Подскажи отцу, пусть позовет меня перед припадком.

- А вы что? Врачевать можете?

- Иногда получается.

- Да если вы поможете, он все, что угодно для вас сделает.

Алексей не отреагировал на его слова. Игорь продолжал расхваливать директора:

- Мужик он очень даже понимающий. И хозяин толковый. Закупил технику, восстановил фермы, построил птичник, молокозавод и общежитие для приезжих. В Кинеле свой продуктовый магазин держит. В общем, не бедствует хозяйство. Ну, и сам, конечно, прилично имеет.

- А рабочие?

- Люди рады, что работа есть и стабильный заработок. Четыре тысячи в месяц для наших мест - очень даже неплохо. Не все, понятно, довольны: директор, мол, деньги лопатой гребет, а нам рубли платит. Есть у нас тут один, его Диогеном прозвали, больше других бурчит.

- Встретили мы его сегодня. Так это его прозвище – Диоген?

- Ну, да. Сам себя и прозвал. А имя – Абросим.

- Он, действительно, из дворян?

- Ну, пустобрех! Отец его был в колхозе пастухом, дед – дьячком в церкви. Сам разнорабочий, но лодырь. Живет в развалюхе, да еще и похваляется: могу, мол, и в бочке жить, как Диоген, ума от этого не убавится. Весь его ум в болтовню уходит. Я так понимаю: если человек может, как наш директор, наладить дело, да еще и людям помогает жить, пускай и пользуется доходом за свой труд.

- Ты, Игорь, тоже четыре тысячи получаешь?

- Нет, восемь-девять. Вкалываю и на тракторе, и на молоковозе, и на самосвале. Директор ко мне хорошо относится. Кстати, Алексей Николаевич, если нуждаетесь, могу одолжить любую сумму.

- Пока не надо. Думаю, и потом не понадобится. А доллары в чулке не храни, аккуратно поменяй их на евро и на рубли. Положи на себя и на бабку в государственный сбербанк, он не лопнет.

- Я уже думал об этом.

Он чиркнул зажигалкой, прикурил, затянулся, выпустил облачко дыма. Алексей наслаждался чистым зимним воздухом, бездумно наблюдал за кружением снежинок.

- Сколько лет вашей племяннице? – спросил вдруг Игорь, а воображение его нарисовало ухоженную куколку Исмагилова, но с Капкиным лицом.

Алексей понятия не имел, сколько «племяннице» лет. Но помнил ее разговор с остроскулым дальнобойщиком Афанасием. Тогда она сказала, что закончила восемь классов полтора года назад. Значит, ей лет восемнадцать или около этого.

- Восемнадцать, - ответил наугад.

- Между прочим, она похожа на кореянку Вику.

«А ведь и в самом деле какое-то сходство есть, в фигуре, в овале лица», - подумал Алексей, но вслух ничего не сказал. После недолгого молчания спросил:

- Какая-нибудь работа у вас для нее найдется?

- Запросто. Рабочих рук не хватает на молокозаводе, на птичнике.

- Похлопочешь, чтобы ее приняли птичницей?

- Может, лучше в контору? Птичницы работают посменно, то с самого ранья, то до самого поздна, и по ночам дежурят. Выходные у них, как по графику получится.

- И все же лучше на птичник. И, по возможности, чтобы койку в общежитии выделили.

- Зачем общежитие? Мы же вдвоем с бабаней в таких хоромах. Живите у нас, сколько хотите!

- Ладно, оставим этот вопрос на будущее. Помнишь, ты говорил, что твой алма-атинский спаситель оставил тебе визитку с номером телефона. Ты не звонил ему?

- Нет.

- Визитка у тебя сохранилась?

- Сохранилась.

- Покажешь ее мне?

- Покажу.

В дом они вернулись, когда стол уже был прибран, и посуда перемыта. Татьяна Васильевна пошепталась с сыном и позвала Капитолину:

- Пошли постели готовить.

Провожаемая взглядом Игоря, та беспрекословно затопала в новых шерстяных носках вслед за хозяйкой. Быстро же освоилась «племянница» в незнакомой обстановке. Видать, понравилось ей тут.

Ей выделили отдельную спаленку. Алексею постелили на тахте.

Утром, еще затемно, Игорь умотал на своем тарахтящем «Урале» на работу. Капка сладко спала, видно, намаялась в бесконечной дороге. Алексей разбудил ее, когда кукушка в ходиках прокуковала десять раз.

- Поедем сегодня в Кинель, - сказал ей.

- Зачем?

- Одежду тебе покупать.

- А деньги откуда?

- Игорь дал.

- Мне?!

- Тебе-тебе.

В ее мыслях заметалось: значит, понравилась я ему, может, и правда, замуж возьмет! Алексей глядел на нее с пониманием и грустью. Набедовалась девчонка за свою недлинную жизнь, и нормальные отношения ей кажутся сказкой.

- И паспорт с собой прихвати.

Она согласно кивнула, даже не поинтересовавшись, зачем нужен Алексею ее главный и единственный документ. Сама же продолжала витать в розовых облаках.

После блинов, которыми их попотчевала на завтрак Татьяна Васильевна, они отправились за покупками.

Хмурь сошла с неба, освободив место солнцу. В его лучах округа выглядела совсем по-другому, не то, что ночью. В той стороне, где протекала речка Самарка, прорисовывался поросший лесом холм. Он был похож на выглянувший из туманной дымки верблюжий горб. Солнце серебрило присыпанные снежком кусты и деревья, среди которых вилась тропа к военному городку.

Попутку они поймали сразу. Прапорщик, сидевший в уазике рядом с солдатом-водителем, произнес знакомую фразу:

- Садитесь. По червонцу с носа.

В универмаге работал обменник. Алексей поменял четыреста долларов на рубли. Вручил Капке шесть тысяч.

- Ты лучше знаешь, что тебе надо. И не забудь купить колготки. Дай мне свой паспорт. Я тебя на улице подожду.

Она без возражений и уточнений протянула ему свой замызганный документ и нырнула в магазинную сутолоку. Алексей же отправился в примеченную по дороге лавчонку с громкой надписью «Евросеть» и без проблем приобрел там трубку сотового телефона и оформил на паспорт Капитолины подключение с роумингом к сети оператора. Затем, вспомнив рассказ Игоря в поезде про письмо на имя генерального прокурора Казахстана, решил последовать его примеру. В газетном киоске купил два конверта и тетрадь в косую линейку.

Денег у него осталось еще вполне достаточно, но все равно следовало экономить.

Он вспомнил, с какой легкостью они доставались ему в Москве. Сначала страж порядка, обирающий в подземке тех, кто не имел столичной регистрации, выложил две тысячи рублей. Затем Ласковый бычок, издатель, наживающийся на обманутых авторах рукописей, отвалил ему дважды приличные суммы. Наверняка, и в Самаре найдутся личности, готовые поделиться своим неправедным доходом. Всему свое время.

Алексей вернулся к универмагу и стал ждать Капитолину, прохаживаясь у входа.

Ох, уж эти женщины! Пока не обойдут все отделы и не обсмотрят все магазинные прилавки, не успокоятся. Алексей нашагал не меньше километра, пока объявилась Капка с объемным пакетом. На ней было новое, бежевое в тон сапожкам, удлиненное пальто в талию и такого же цвета шапчонка из искусственного меха. Вполне прилично выглядела, ничего не скажешь!

До военного городка их довезла попутная санитарная машина. По дороге в Бобровку Капка вернула Алексею оставшиеся после покупок 960 рублей. До дома они дотопали за полчаса. Татьяна Алексеевна встретила их словами:

- Я баню затопила. Сейчас Игорек приедет, обедать будем.

Капка со своими покупками сразу же скрылась в спаленке. Приехавший Игорь, не обнаружив ее, сказал:

- Что-то Капитолину не вижу.

- В комнате, - ответил Алексей, - выйдет сейчас.

- Я сказал директору про вас, Алексей Николаевич, насчет его дочки. Он спросил, кто вы такой. Я ответил, что наш дальний родственник. В общем-то, не шибко он поверил насчет лечения, но все равно поехал домой, чтобы жену предупредить.

Он хотел еще что-то сказать, но появление Капки сразило его, как пуля снайпера. Она была в черной плиссированной юбке до колен и в белой кружевной кофточке, не скрывавшей острые бугорки грудей. Ноги в новых колготках с черными орнаментными строчками украшали золотистые комнатные тапочки.

«Вот козявка! – подумал Игорь. – Вырядилась в обновки и бани не дождалась».

- Здравствуйте, Игорь, - сказала Капка и потупилась.

Тот справился со столбняком и, не раздумывая, брякнул:

- А ты ведь красавица, Капитолина!

Она стрельнула в него глазками и отправилась на кухню к Татьяне Васильевне помогать собирать на стол.

Но Алексею пообедать не пришлось. Мимо окна скользнула «Нива» и, взвизгнув тормозами, затормозила у ворот.

- Директор, - сказал Игорь, распахнул дверь на веранду и впустил широкоплечего и высоколобого мужчину в кожаном пальто.

- Приступ вот-вот начнется, - произнес тот с порога.

Алексей все понял и, не одеваясь, торопливо вышел вслед за директором.

Девочка оказалась такой, какой она накануне вечером предстала в его воображении: лет десяти - одиннадцати, худенькая, длинноногая, с выпирающими ключицами. Она лежала на широкой кровати в майке и трусиках и тоскливо глядела на приблизившегося Алексея. Лицо в обрамлении рыжеватых завитков белым пятном выделялось на голубоватой наволочке. Правая рука на груди, левая, сжатая в кулачок, вытянута вдоль тела.

Рядом с кроватью стоял стул с полотенцем на спинке. На стуле лежала деревянная отшлифованная лопатка, напоминающая ложку. Она была нужна, чтобы сунуть ее во время приступа в рот больной, иначе та может прокусить язык. Алексей сел к девочке на кровать. Отец и мать, пышная женщина с тронутой сединой длинной косой, топтались рядом.

- Выйдите, - попросил он их.

Отец собрался возразить, но жена тронула его за руку, и они безропотно скрылись в другой комнате.

Алексей возложил ладони на виски и щеки девочки. Они были сухими и пылали жаром, хотя она ежилась, словно ей было холодно. Жар толчками стал переливаться по пальцам Алексея в запястья, подниматься по рукам и скапливаться в предплечьях.

- Как тебя зовут? – спросил он.

- Оля, - шевельнула бескровными губами больная.

- Ты боишься приступов?

- Да.

- Не бойся. Поверь мне, больше приступов не будет.

Она вздрогнула всем телом. Бессвязно что-то громко проговорила. Алексей еле разобрал:

- Ложка на стуле.

- Сегодня она тебе не понадобится, Оля. Вытяни обе руки.

- Не могу.

- Можешь! Вытяни!

Она с усилием убрала правую руку с груди и, снова вздрогнув, медленно распрямила ее.

Огонь в предплечьях Алексея усиливался. Он оторвал ладони от висков девочки, привстал с кровати и несколько раз тряхнул руками. Жар, опять же толчками, стёк по пальцам вниз. Никто и никогда не учил этому Алексея, но он был уверен, что все делает правильно. Снова дотронулся до висков больной, представляя, как вытягивает злую змеевидную энергию, концентрирует ее в своих ладонях и гонит по вытянутым рукам девочки в пространство.

Время застопорилось для Алексея. Он впал в состояние, если и не полубезумное, то близкое к этому, когда исчезает надобность задаваться вопросами: почему, как, ради чего человек что-то делает. Лишь ощущал, что лицо его заливает потом, который просто не было возможности смахнуть. Он боялся даже на мгновенье оторвать ладони от врачевания, чтобы не расслабиться, не дать теряющей силу болезни выскользнуть и затаиться в неприметной мозговой извилине.

В какой-то момент Алексей почувствовал, что жар улетучился без остатка. Глаза Оли закрылись, и дыхание ее стало ровным, как у человека, погруженного в глубокий сон. Он взял со стула полотенце, отер лицо и шею. Рубашка тоже пропиталась потом, но запасной у него не было, ни под рукой, ни вообще. Впрочем, это его не волновало. Рубашка высохнет, и ее можно будет носить, пока он не приобретет новую.

Алексей глянул на девочку. Она лежала недвижимо, однако лицо ее уже утратило нездоровую бледность и даже слегка порозовело. Сон должен быть длительным и оздоровительным.

Ему тоже захотелось уснуть. Но он превозмог себя, однако продолжал, не двигаясь, сидеть в ногах уснувшей девочки. На какой-то миг ему почудилось, что это не Оля, дочь незнакомого ему человека, а его Аленушка. Вспомнил, как он прижимал худенькое дочкино тельце и тоже чувствовал, как ее болезненная горячность перетекает в него. Тогда он даже не предполагал у себя каких-то лекарских способностей, все делал неосознанно, движимый лишь любовью и жалостью. Теперь – всё по-иному, теперь он может бороться с недугом, целенаправленно концентрируя свою энергию.

А на любом ли человеке? Перед ним проплыли лица безгубого Заурбекова, жирного Юсупа, волосатого палача Гориллы. Нет, он не смог бы вытащить из них даже самую малую болячку. Значит, его лекарские способности зависят от того, как он относится к заболевшему человеку, от силы направленной доброты.

Алексей услышал, как скрипнула дверь, и встал с кровати. В комнату осторожно вошла мать Оли. Глянула вопросительно на Алексея.

- Спит, - ответил он на ее немой вопрос.

- Приступа не было? – шепотом спросила она.

- Нет. Надо перенести Олю в другую комнату и укрыть одеялом. А в этой комнате открыть все окна часа на полтора. Пусть воздух освежится.

- Веня! – негромко позвала она.

Отец видно дожидался у дверей, появился сразу же.

– Отнеси Оленьку в спальню.

Алексей вышел вслед за ними в прихожую, которую правильнее было назвать холлом: настолько она была просторной. Ему хотелось домой, вернее, в Игорев дом, где уже, наверное, истопилась баня. Сюда он приехал на «Ниве» в одной рубашке, и идти в ней по морозцу в другой конец деревни не стоило. Стоял и ждал, когда выйдет хозяин и доставит его обратно.

Олины родители появились из спальни вместе. Мать кинулась в дочерину комнату открывать окошки. Отец тронул Алексея за плечо:

- Пройдемте на кухню, поговорим.

На кухонном столе красовались нарезанные ломтиками лимоны, две хрустальные рюмки, бутылка армянского коньяка, три бокала и кувшин с красным напитком. При виде его Алексей ощутил сосущую жажду.

- Давайте познакомимся, - сказал директор. – Эмблер Вилен Григорьевич.

«Имя ему дали родители со смыслом и с дальним прицелом – В.И.ЛЕНин», - отстраненно подумал Алексей и тоже назвал себя.

- Выпьете? – спросил хозяин и взялся за бутылку.

- Не пью.

- Совсем?

- Совсем.

- Я тоже трезвенник, - отставил бутылку.

Только теперь Алексей сумел рассмотреть его. И без того высокий лоб удлиняли залысины, переходившие в рыжеватый ёжик волос. Крутой подбородок предполагал упорство характера и умение добиваться поставленной цели. Светло-голубые глаза смотрели цепко, будто пытались разглядеть, что там скрыто под черепушкой у собеседника.

- Вы убеждены, что припадков у Ольги больше не будет?

- Убежден.

- Как ни странно, но я почему-то верю вам. Хотя множество раз обманывался.

- Разрешите? – спросил Алексей, кивнув на графин с напитком.

Хозяин сам наполнил бокал. Алексей опростал его, не отрываясь. И попросил:

- Отвезите меня к Беляковым, Вилен Григорьевич.

- Не торопитесь. Сейчас жена явится, пообедаем.

- Я устал после сеанса, мне надо отдохнуть.

- Хорошо. Но мы еще обязательно увидимся.

На другой день Капка оформилась на работу птичницей. Причем определили ее не в смену, а установили нормальную рабочую пятидневку с двумя выходными. Алексей решил, что так распорядился директор в знак благодарности за лечение дочери. По дому Капка разгуливала в недавно купленных китайских джинсах и сером свитере в обтяжку. К своим курам и индюкам уезжала в старенькой куртке вместе с Игорем затемно. И возвращалась опять же с ним на заднем сиденье мотоцикла, обхватив водителя обеими руками. Ничего удивительного в том не было, их роман развивался по классическим законам жанра.

Капка теперь ничем не напоминала расхристанную девицу, которую Алексей впервые увидел на автотрассе. Не похожа была и на нахохлившегося воробья. Она враз и окончательно притихла, перестала балабонить и, когда Игорь смотрел на нее долгим взглядом, лишь опускала опушенные густыми ресницами глаза. Но по дому ходила уверенно, не забывая помогать Татьяне Васильевне по хозяйству.

Уж не актерничает ли? – подумал поначалу Алексей. Но, прислушавшись к тому, что творилось в ее головке, понял: влюбилась девчонка впервые в жизни, хотя и познала до этого все прелести постельных игр. Бог ей судья!

Алексей сочинил на четырех тетрадных страницах письмо в адрес генерального прокурора России, где подробно изложил про чиновника Заурбекова, уголовника Юсупа и всю их криминальную компанию. Однако конверт с письмом дожидался своего часа в кармане куртки. В окружении прокурора вполне могли быть купленные Заурбековым чиновники с большими звездами. Им совсем ни к чему было знать, где написано письмо. Алексей собирался подойти к московскому поезду и попросить кого-либо из пассажиров бросить конверт в почтовый ящик в столице. Пускай автора ищут в Москве.

Написал он и Аленке с Анютой. Осторожно сообщил, что от него может не быть вестей очень долго, потому что отправляется в длительную поездку, о которой когда-нибудь расскажет. Если появится возможность, пообещал обязательно позвонить. Это письмо можно было безбоязненно отправлять, откуда угодно: их алма-атинский адрес нигде не был засвечен.

КОЛДУН

Между тем весть о том, что гость Беляковых вылечил дочку директора от падучей, облетела всю Бобровку и вызвала у жителей нездоровое любопытство к лекарю.

- Знаете, как вас называют? – спросил в пятницу вернувшийся с работы Игорь. – Колдуном! Любопытствуют не только бабы, но и мужики. А Диоген, тот, вообще, сказки рассказывает. Вроде бы, когда вы шли с ним от военного городка, то взглядом сшибли с него шапку и обсыпали плешь снегом, хотя снег тогда и не падал.

Выслушав, Алексей грустно улыбнулся. Во времена социальных встрясок колдуны и экстрасенсы всегда в моде.

- Между прочим, - продолжал Игорь, - директор сказал мне, что в субботу к нам в гости собирается. Потолковать с вами хочет. Днем-то он по объектам мотается, а к вечеру быть обещал.

Наверное, о дочке поговорить хочет, предположил Алексей. Возможно, и гонорар за лекарство вручит. Деньги не помешают, дачные одежки все же надо сменить, а то, действительно, на бомжа похож.

Вилен Григорьевич Эмблер прибыл, когда село уже было окутано густыми сумерками. И не один, а с женой.

Татьяна Васильевна с Капитолиной не ударили в грязь лицом, готовясь к их визиту. Стол был уставлен деревенскими разносолами и, конечно же, не обошлось без выпивки. На столе красовались целых три бутылки: вино, коньяк и водка. Однако директор, а следом и Алексей от спиртного отказались. Пришлось Игорю чокнуться лишь с женщинами. К его огорчению, нормального русского застолья не получилось. Зато, к удовольствию Татьяны Васильевны, ее стряпню гости оценили.

Прав оказался Алексей в своем предположении. Директор извинился перед хозяевами и увлек его подышать свежим воздухом.

Вечер был тихим и звездным. Снег искрился и поскрипывал под ногами. Они вышли за калитку, неспешно зашагали по улице. Эмблер достал из кармана конверт и протянул его Алексею.

- Не отказывайтесь, каждый труд должен быть соответственно оплачен. Это аванс.

Алексей не собирался отказываться. Положил конверт Вилена Григорьевича в карман. Парадокс, конечно, что имя директора никак не соответствовало взглядам вождя мирового пролетариата, ярого противника частной собственности, в честь которого он его получил. Но чего только не бывает в жизни!

- Спасибо, Вилен Григорьевич, но больше не надо. Просто в настоящее время я нуждаюсь в деньгах.

- Это я должен благодарить вас. Вы сотворили чудо, вопреки мнению медицинских светил. Ольга спала целые сутки, мы даже беспокоиться начали. А проснулась – есть попросила. Сейчас не могу на нее нарадоваться. Скачет по дому, как козленок, и все время напевает. Как вы думаете, рецидива не будет?

- Не будет.

- Вы откуда к нам приехали?

- Из Москвы, - не стал скрывать Алексей.

- Надолго?

- Пока не знаю.

Эмблер мазнул его пытливым взглядом. Алексей уловил его невысказанную мысль: вероятно, от семейных проблем сбежал. И решил ответить:

- Проблемы есть, но не семейные.

- Вы – еще и телепат? – удивленно спросил директор.

- Случается.

Впереди завиднелась фигура, двигавшаяся им навстречу. Не дойдя шагов тридцать, резко застопорила, развернулась и дала задний ход.

- Абросим, - признал директор фигуру, - местный философ Диоген. Ему сейчас на конюшне положено быть, а он по улицам шляется.

- Занятный типаж, – откликнулся Алексей.

Эмблер снова мазнул по нему взглядом:

- Вы кто по образованию?

- Журналист, - честно ответил Алексей.

- Хотите врачом у нас работать? Медпункт есть, фельдшер есть, а врача нет. Я даже готов лазарет построить, если согласитесь.

- Господь с вами, Вилен Григорьевич! Я же не врач, а лекарь-самоучка, знахарь.

- Зато какой знахарь! Меня интересует не диплом, а знания и умение. А название должности для вас я придумаю. Ну, как, договорились?

- Нет.

- Жаль.

- Но помогать страждущим не отказываюсь…

Когда гости убыли, Алексей заглянул в конверт: в нем было пять тысяч долларов.

В воскресенье Игорь и Алексей отправились на мотоцикле в Кинель. Но до тетки Игоря добрались не сразу. К станции они подъехали, когда по радио объявили о прибытии фирменного поезда «Уфа – Москва». Алексей нашел пассажирку-москвичку и передал ей письмо, адресованное генеральному прокурору.

Еще час у них ушел на ознакомление с ассортиментом местного, совсем не бедного универмага. Алексею надо было приобрести себе самое необходимое, начиная от трусов и кончая верхней одеждой и бритвенным станком.

Он не привередничал и особо не выбирал. Покупал то, что было в пору или подходило по размеру. Переоделся в примерочной. А прежнее барахлишко оставил в туалетной урне. В новом джинсовом костюме он и запечатлел свою физиономию у шустрого молодого человека, установившего свой фотоагрегат здесь же, в универмаге.

Когда Алексей появился на обледеневшем крыльце в дубленке местного пошива, зимней шапке с козырьком, в новых ботинках белорусского производства и со спортивной сумкой с множеством молниевых замочков, Игорь сказал:

- Теперь вы на себя похожи. Такой же, как в поезде. Катим к тетке!

Тетка Игоря оказалась ширококостной, высокой дамой с узлом волос на голове, скрепленным фигурной заколкой. Муж был заметно ниже нее, худосочный, носатый, с глазами-маслинами.

- Гала, - представилась она и представила супруга: - Ноиль.

Похоже, что дома майором была жена, а муж тянул не больше, чем на лейтенанта. Алексей с обоими поручкался, назвал себя по имени, после чего Игорь увлек тетку, которую он называл просто по имени, в кухню «пошептаться».

«Шептание» прошло, как по нотам. Гала сразу объявила:

- Сделаю!

Затем усадила Алексея за стол, положила перед ним лист бумаги, авторучку и приказным тоном велела:

- Пишите фамилию, имя, отчество, которые бы вы хотели иметь, год рождения, семейное положение.

Никакой неприязни в свой адрес Алексей не уловил с ее стороны, разве что изрядную долю любопытства. Впрочем, этот порок присущ всей прекрасной половине человечества, и эта половина особо от него не страдает.

Фамилию Алексей придумал себе – Уральцев. Вспомнив, что резко помолодел после происшествия на Острове, убавил количество прожитых лет на два десятка. Все остальное оставил в прежнем виде. Прочитав его опус, Гала внесла поправку:

- Отчество тоже замените, если хотите, чтобы вас не вычислили. В эпоху всемирной паутины это вполне возможно. Возьмите отчество Мусиевич с намеком на еврейские корни.

Алексей усомнился насчет «еврейских корней». Имя Мусий нередко встречалось у запорожских казаков. Так что корни вполне могли быть славянскими. Однако возражать не стал.

Традиционное застолье с бутылкой под названием «На троих» не заставило себя ждать. Водка и пошла на троих. Хозяйка, предупрежденная Игорем, особо Алексея не уговаривала, но рюмку перед ним поставила. Худосочному и молчаливому мужу Ноилю она наливала заметно меньше. Но спиртное все равно подействовало на него, это стало заметно по тому, что майор вдруг разговорился.

- Была бы моя воля, своими руками пристрелил бы Баклажана.

- Хватит! – остановила его Гала.

Ноиль недовольно скривился, и Алексей, чтобы поддержать мужика, спросил:

- Кто такой Баклажан?

Ответил Игорь:

- Авторитет с Безымянки. Безымянка – район Самары, самый ближний к Кинелю.

- Из местных он, - снова заговорил Ноиль. – Нос у него на баклажан похож. Да и фамилия его Носов. Сначала шпаной здесь верховодил. Сел на шесть лет. Через четыре года вышел и сколотил банду. Всех торговцев обложил данью. Потом перебрался в Безымянку, простора захотел. После кровавой разборки подмял под себя безымянских. Отгрохал особняк, ездит на джипе и в ус не дует. А в Кинеле посадил кореша, с которым чалился в одной зоне.

- Что же вы его не возьмете? – полюбопытствовал Алексей.

- Брали. И отпускали. Да еще и извинялись. У него все схвачено. Глава нашей администрации – тоже. Между прочим, он бывший председатель колхоза в Бобровке.

- Хватит! – снова и на этот раз весьма решительно вмешалась Гала. И объяснила Алексею: - У мужа свои счеты с Баклажаном. Дважды заводил дело: один раз на самого, другой – на его кинельского дружка. И оба раза дело до суда не дошло. А все шишки на Ноиля. Даже в должности понизили. Потому и психует.

- Не психую я, - бормотнул супруг. – А их все равно достану…

Распрощались они с гостеприимной родней Игоря после полудня. В Бобровку въехали, когда близился вечер. Подъезжая к дому, Алексей обратил внимание на сидевших на бревне под фонарем трех мужичков. Один из них был Абросим - Диоген, другой – дедок с жидкой седой бороденкой, третий – криво улыбающийся скуластый парень лет тридцати в телогрейке, без головного убора, давно не стриженный и с покарябанным лицом. Все трое встали, когда мотоцикл остановился, и поклонились. При этом Диоген задел головой свесившуюся из-за забора ветку и чуть успел подхватить свою ушанку-маломерку.

- Во! Поняли? – послышался его взволнованный голос. – Силу свою показывает. А вы не верили!

Алексей усмехнулся: слетевшая, конечно же, от его взгляда шапка – разве не доказательство колдовской силы?

Капка встречала их на крыльце.

- У нас гостья, Алексей Николаевич. Тетка Матрена, вас дожидается, - и упорхнула во двор, чтобы помочь Игорю закатить мотоцикл в сарай.

Тетке Матрене на вид было лет шестьдесят. Хотя, возможно, и меньше. Густая сетка мелких морщин и сгорбленная фигура отнюдь не молодили ее. Увидев Алексея, она, не дав ему снять верхнюю одежду, приблизилась, взглянула выцветшими глазами и произнесла:

- Помоги, батюшка!

В ее воображении тут же предстал скуластый покарябанный парень, сидевший на бревне возле дома со скептической ухмылкой на лице. Он и был болячкой матери, растившей единственного сына в одиночку.

- Как сына зовут? – спросил Алексей.

- Андрей.

- Давно пьет?

- Как из армии пришел, так и запил. Девчонка не дождалась, замуж в Самару вышла. Он нашел ее и пырнул по пьяни ножом.

- Жива девчонка?

- Жива - жива. Все равно четыре года дали. А отсидел – еще больше запил. Восемь годков не просыхает.

Из сеней появились раскрасневшиеся то ли от морозца, то ли отчего другого Игорь с Капитолиной. Вникнув в обстановку, Игорь увлек ее на кухню, где позвякивала посудой Татьяна Васильевна. Так что никто не мешал тетке Матрене изливать свое горе.

- Сын работает? - спросил ее Алексей.

- Нет, батюшка. На мою пенсию живем. Два раза брал его директор на работу. День проработает и запьет.

- Где деньги берет на выпивку?

В голове у матери возникли пузырьки с синеватой жидкостью для чистки стекол. Она тяжко вздохнула и сказала:

- Даже говорить совестно. Ворует. Куда пенсию ни спрячу – найдет. Все в доме тащит, что можно продать. Банки с соленьями, что на зиму сготовлю, в военный городок перетаскал и продал ихним бабам по дешевке. У родни тоже ворует, его уже и в избы не пускают. Стыдоба на всю деревню. Избавь его, батюшка, от пагубы!

- Сам-то он хочет избавиться?

- Когда тверезый – хочет. Божится, что бросит пить, что свое дело заведет, зарабатывать станет. Вы не думайте, нутро у него хорошее. И руки золотые. А как глотнет косорыловки с Диогеном да с Наумычем, все забывает. Наумыч гонит ее, окаянную, из гнилой картошки.

- Диоген тоже пьет?

- По-черному не пьет. Но потребляет.

- Ваш Андрей сейчас трезвый?

- Второй день, как в рот не брал.

- Зовите его сюда.

Старушонка проворно засеменила к двери. Алексей разделся. Выставил стул на середину горницы, сел. Через пару минут мать ввела за руку своего лоботряса. Телогрейку тот, видно, оставил на попечение собутыльников, был в залатанной, но чистой рубашке и в спортивных штанах с пузырями на коленках.

- Сымай бахилы, - велела ему мать.

Он сбросил с ног головки подшитых валенок и остался босиком.

- Встань передо мной! – строго произнес Алексей.

Ростом лоботряс явно не вышел, про таких говорят «метр с кепкой», но был крепенький, как еще не трухлявый пенек. В глазах, утонувших в серых запойных полукружьях, застыли отчуждение и опаска. Алексей впился в него взглядом, отчего парень почувствовал себя весьма неуютно и переступил с ноги на ногу.

- Имя? – требовательно спросил Алексей.

- Чего? – не понял тот.

- Зовут как?

- Андрюха.

- Кто тебя покарябал, Андрюха?

- Никто. Сам упал.

- Ноги слабые? Давно коленки дрожат?

- Не дрожат они у меня, - а сам украдкой глянул на коленные пузыри.

В глазах его заплескался откровенный страх: пузыри ходили ходуном от дрожи в коленях. Ему явно хотелось куда-нибудь присесть. Он даже сделал попытку опуститься на корточки.

- Стоять! – приказал Алексей.

Андрюха с трудом выпрямился.

- Почему до сих пор не женился?

Напряжение отпустило парня, колени перестали дрожать. Он глубоко вздохнул, провожая мысленно образ чернявой девицы с побрякушками в ушах. Алексей не торопил его с ответом. Девица уплыла в туман, оставив за собой серую пустоту.

- Рано жениться, - угрюмо ответил парень.

- Сколько тебе лет?

- Тридцать три.

- Возраст Иисуса Христа.

- Знаю.

- А разве не знаешь, что воровать грешно?

- Я не ворую.

- Воруешь, Андрюха! Ну-ка вспомни! Летом к вам приехали из города твоя двоюродная сестра с мужем Валерой. Они отправились на речку, а ты залез в его барсетку, где лежали две пятисотки. Одну ассигнацию украл. Перед отъездом он хотел начистить тебе физиономию, но ты спрятался у Диогена. Было такое?

Колени у парня снова начали дрожать.

- Только один раз.

- Не ври! Что пил позавчера?

- С-самогонку, - ответил с запинкой, а воображение нарисовало совсем другую картину.

- Опять врешь! Ты утащил вчера у матери трехлитровую банку малинового варенья и обменял ее у продавщицы военторга на четыре пузырька синюхи. Их вы прикончили в халупе. Ты смотрел на себя в зеркало?

- Н-нет.

- Синюха уже вылезла наружу около глаз. Сначала ослепнешь, потом откажут ноги. Дай-ка мне твои ладони!

- З-зачем? – в голосе Андрюхи слышался не просто испуг, а ужас. Но подрагивающие ладони все-таки протянул.

Воображение Алексея нарисовало карту ладоней с большими и малыми линиями судьбы и многочисленными точками, напоминающими крохотные линзы. Одни из них были выпуклыми, другие вогнутыми. Там, где сходились магистральные линии, располагался бугорок Люцифера. В нем концентрировались нервные регуляторы пагубных страстей. Ничего этого Алексей, при здравом размышлении, знать не мог. Но в этот момент память вытолкнула знание из самых потаенных, спавших до поры до времени глубин. Слова, произносимые им, словно нашептывал кто-то со стороны, а он лишь озвучивал их.

- Я вижу твой замерзший труп с открытыми незрячими глазами в канаве. Над трупом кружит ворон, чтобы их выклевать. Чувствуешь резь в глазах?

- Ага.

- Так начинается слепота.

- Не х-хочу-у! – прохрипел Андрюха.

Бугорок Люцифера был жестким, как просяное зернышко. Алексей сдавливал его, и он, сопротивляясь, начинал рассасываться.

- Не хочу-у! – продолжал хрипеть парень.

- Чего не хочешь?

- Чтобы ворон.… Не надо-о!

- Выпить желаешь?

- Н-нет!

Андрюха стал опускаться на пол. Алексей не мешал ему, но ладони не выпускал, пока не перестал ощущать люциферово зернышко. Откинулся на спинку стула, вытер платком вспотевший лоб. Глянул на скорчившегося на полу босого парня. Тот шарил безумными глазами по комнате, боясь встречаться взглядом с колдуном.

Из кухни выглянула напуганная тетка Матрена и перекрестилась.

- Все в порядке, - успокоил ее Алексей.

- А чего он на полу-то?

- Отдыхает. Позовите Игоря, а сами обождите на кухне.

Она попятилась. Появился Игорь, брезгливо оглядел валявшегося Андрюху.

- Водка в доме есть? – спросил его Алексей.

- Есть.

- Налей полстакана.

Игорь направился к холодильнику. Андрюха с кряхтением стал подниматься. Встал на нетвердые ноги. Игорь принес водку. Алексей взял у него граненый стакан, тронул Андрюху:

- Пошли.

- К-куда?

- Во двор. В летний туалет. Опохмелишься там.

- Н-не хочу.

- А если черный ворон прилетит?

Парень покорно заковылял на выход. Сунул босые ноги в бахилы, открыл дверь. Игорь дернулся следом за ними, но Алексей остановил его:

- Мы сами.

Увидев своего приятеля на крыльце рядом с колдуном, Диоген и Наумыч поднялись с бревна и провожали их взглядами, пока Алексей не прикрыл дверь довольно просторного туалета с тумбочкой в углу.

- Пей! – велел Андрюхе.

Тот взял дрожащими руками стакан, передернулся от отвращения. Закрыл глаза и залпом опрокинул водку в рот. Тут же скорчился. Стакан вывалился из рук. Андрюха навалился на очко, и его стало полоскать так, что сотрясались плечи.

Из туалета он вывалился посиневший и мутноглазый. Цепанул в пригоршню снега, затолкал в рот. Диоген и Наумыч продолжали стоять и пялиться на них. На веранде выстроились домочадцы во главе с Игорем. У крыльца стояла тетка Матрена с Андрюхиной телогрейкой. Подсеменила к сыну, помогла ему просунуть руки в рукава. Он, заплетаясь, двинулся к калитке. Тетка Матрена, задержавшись, спросила Алексея:

- Ну, как, батюшка?

- Пить больше не будет.

- Господи, благослови тебя! Ты не обессудь, Николаич, безденежная я сейчас.

Заплачу, как пенсию получу.

- Не вздумай прогневить Господа! – строго ответил «Николаич». – Не мерь его милость деньгами!

За калиткой она, уцепившись за сынов локоть, зло прокричала его собутыльникам:

- На глаза не показывайтесь! А то черный ворон вам зенки выклюет!

В ответ Диоген лишь разинул щербатый рот, а Наумыч возмущенно тряхнул жидкой бороденкой.

Когда мать с сыном, а следом и Диоген с Наумычем, скрылись в улице, Игорь сказал Алексею:

- Выходит, вы и на самом деле, колдун. Если этот недомерок перестанет пить, знаете, что здесь будет? От баб не отобьетесь. В очередь к вам станут записываться!..

Алексей был уверен, что «недомерок» пить больше не будет. Его не обеспокоило и то, что местные бабы станут одолевать его своими бедами. Он чувствовал, что на этом жизненном витке он все делает правильно.

Размеренную жизнь сельчан в Бобровке всколыхнул визит тетки Матрены с непутевым сыном Андреем к колдуну.

Мужики недоверчиво выжидали, когда тот начнет снова пить, и кучковались на бревне у дома Игоря. С наступлением сумерек являлись вечно небритый мелколицый Диоген с Наумычем, позже к ним присоединялись прямой, как палка, дед Петухов и немногословный статный татарин средних лет Амир Насыров, работавший жестянщиком. Сидели и гадали, сколько дней может воздержаться от выпивки Андрей. Один Диоген безоговорочно верил в силу колдуна и в десятый раз повторял байку, что тот взглядом два раза сшиб с него шапку.

- Не бреши, - останавливал его Амир, но тот божился, что все так и было.

Мужики замолкали, стоило Алексею выйти из дома или появиться на веранде. Поднимались с бревна, вразброд здоровались, а Диоген кланялся.

Бабы же шастали у дома тетки Матрены и любопытствовали: неужли Андрюха совсем пить перестал? А сноха Наумыча - Ирка, тоже не дура поддать, и при попустительстве свёкра привечавшая Андрюху в отсутствие отправившегося на заработки мужа, безапелляционно заявляла:

- Пил и будет пить!

Тетка Матрена гнала любопытствующих, но это их только подогревало. И они уговаривали Ирку, чтобы та затащила Андрюху в свою избу «на испытание», даже бутылку самогонки выделили ей на этот случай. Примерно через неделю Ирка выбрала момент, когда тетка Матрена уехала за пенсией, и исполнила бабий наказ.

Андрюха выбрался из ее избы серый, как смерть, и чуть ли не на карачках пополз домой. Бабы толпой ринулись к Ирке. Она стояла нагишом перед тазом с водой и смывала с себя зеленую слизь. Разобранная кровать тоже была в слизи.

- Ну? – спросили ее бабы.

- Салазки гну! – зло ответила она.

- Да ты не злись, обскажи, как было.

- Хрен вам!

- Литровку двойной перегонки дадим, обскажи!

- А и нечего обсказывать. Сказала ему: не дам, пока не выпьешь. Поднесла в постели полстакана. Он и облевал меня. Ставьте литровку!..

Весть об Иркином эксперименте разнеслась по Бобровке в мгновенье ока. Игорь в тот день гонял в Самару грузовую «газель», отвозил на ярмарку овощи и курятину. Капка, не дождавшись его, притопала вечером с птичника пешком и сразу же вывалила новость Алексею. Выслушав, что произошло, он сказал:

- Библию Андрею надо читать.

- Само собой, - бездумно согласилась Капка. – А от питья ему, как я понимаю, полный отворот?

- Полный.

- Наша заведующая, Алексей Николаевич, тоже просит вылечить мужа. Но он не хочет лечиться.

Алексей, хоть и значился по паспорту Мусиевичем, но не считал нужным афишировать новое отчество.

- Если не соглашается, не смогу помочь, Капитолина. Так и передай заведующей, пусть сначала уговорит своего благоверного.

Напевая, Капка умотала во двор, где Татьяна Васильевна кормила курей и поросенка. Очень уж она хотела понравиться бабушке Игоря. Но делала это без натуги, даже весело, и Татьяна Васильевна поглядывала на квартирантку с умилением, лелея тайную мысль принять ее в невестки.

Для Алексея не стало секретом, что в одну из ночей Игорь потихоньку юркнул в Капкину комнату и вышел оттуда только под утро, когда пришла пора собираться на работу. Не сдержалась дурёха, подставилась, не сообразила, что обесценила себя в его глазах. Однако не похоже было, что обесценила. С той ночи они спали вместе, хотя и скрывали это. Их ночевки были секретом только для бабушки.

В тот вечер Алексей припозднился. Капка отказалась от ужина, то и дело выскакивала за калитку, и, не обращая внимания на ухмылки сидевших на бревне мужиков, выглядывала милёнка. Фары полоснули по окнам, когда кукушка в часах уже прокуковала девять раз.

- «Газель»! – воскликнула Капка и, накинув куртку, выскочила во двор.

Минут через пять на веранде забухали сапоги. Дверь открылась, и в проеме показались тащившие нечто громоздкое Игорь с татарином Амиром. Алексей поспешил к ним на помощь, но Игорь остановил его:

- Не надо. Амир вот вызвался помочь. Так что мы сами. Спальный гарнитур приобрел. А то одна комната, считай, пустует.

В его голове нарисовалось в этот миг квадратное ложе с Капитолиной на белых простынях. «Ох, неспроста!» - подумал Алексей.

Для полной разгрузки мебели понадобились еще три ходки, после чего Игорь погнал машину в гараж, а Капка кинулась разогревать ужин.

Шли дни, и близился новый год. Алексей отпустил усы и бородку, каждое утро облагораживал их бритвенным станком и стал похож на священника. Оглядывал себя в зеркале и приходил к выводу, что вряд ли теперь узнают его по фотографии ищейки тонкогубого Заурбекова, если он случайно попадется им на глаза.

Время от времени деревенские бабы отлавливали Алексея на улице и просили заколдовать мужей от пьянства. Но лишь одна уверенно заявила, что ее ненаглядный сам хочет избавиться от пьяной напасти, и выказала готовность привести его на лечение в любое удобное время. Алексей не собирался превращать дом Игоря в приемную знахаря, сам пришел в избу просительницы. Сеанс внушения был гораздо легче, чем с Андреем. Мужика наглухо отвратило от спиртного, и молва о колдуне загуляла с новой силой.

В последний день старого года к Татьяне Васильевне пожаловали гости. Алексей сидел как раз на диване и с тщанием перечитывал Евангелие от Матфея, принадлежавшее хозяйке. Как-никак он приходился, хоть и дальней, но родней Иисусу Христу, от которого ему достались необъяснимые способности. А то, что ему не было подвластно, он наблюдал, общаясь с Оникой. Она тоже могла ходить по воде и довольствоваться непонятной пищей, получаемой от энергетики Вселенной.

В это время и появились младшая сестра бабушки Игоря - Анна Васильевна и ее дородная дочь паспортистка Гала. Облобызавшись на входе, они зашли в дом. Ее мать напряженно застыла на пороге, и какой-то момент приглядывалась к Алексею. Признав в нем не столь давнего визитера с уголовной рожей, позвонившего ранним утром в ее квартиру, она резко попятилась и потянула за собой в сени не успевшую освободиться от верхней одежды дочь и Татьяну Васильевну.

Алексею слышно было, как за дверью она горячо что-то доказывала. Потом голоса смолкли. В горницу с улыбкой до ушей вплыла Гала и поздоровалась, как со старым знакомым.

- А борода вам идет, Алексей Мусиевич.

Вот как! Даже запомнила новое его отчество!

- Почему вы без Ноиля? – спросил ее Алексей.

- Дежурит. Он же у меня безотказный. Подъедет, если ничего не случится.

Прошло некоторое время, пока сестры-бабушки, наконец-то, появились в доме.

- Знакомьтесь, Алексей Николаевич, - произнесла хозяйка, - моя сестра.

- Мы слегка знакомы с Анной Васильевной, - ответил он и церемонно поклонился гостье. – Я тот самый уголовник, которому вы не захотели дать адрес Игоря.

- Извиняйте, - проговорила та с некоторой натянутостью, не покинувшей ее и в новогоднее застолье до той минуты, пока не объявился муж дочери.

Российский президент как раз пожелал подданным счастья и здоровья в новом году, когда Ноиль, в парадной милицейской форме с майорскими погонами и в брюках на выпуск, перешагнул через порог. Похоже, что он уже принял с сослуживцами на грудь. Но неопытному глазу этого было не заметить. Майор стремительно сбросил с себя шинель и успел к столу с последним ударом кремлевских курантов. Пробормотал: «Чтобы Баклажан сдох!» и махнул рюмку водки то ли за президентскую здравицу, то ли за скорую кончину авторитета с Безымянки. Видать, достал его уголовник до самых печенок, что тот и не замедлил подтвердить:

- Предпраздничную выручку самарского ЦУМа вчера увел. Больше тридцати миллионов! Инкассаторов положил. Алиби – не подкопаешься.

- Перестань, Ноиль! – сердито тормознула его жена, и муж заткнулся, как дисциплинированный ефрейтор перед старшиной.

Шампанское так и осталось не распечатанным, не нашлось желающих приобщиться к гусарскому напитку. Алексей пил боржоми. Обе бабушки и Капка, сидевшая рядом с Игорем, цедили домашнюю вишневку. Капка даже не пила, а только пригубливала. И ничего не ела. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке, дважды уронила на пол вилку, суетливо ее подняла. И время от времени украдкой взглядывала на Игоря, будто ожидала от него какого-то знака.

И дождалась.

Игорь наполнил пустые рюмки. Покровительственно тронул за плечо съежившуюся подругу. Со значением оглядел присутствующих.

- Мы с Капитолиной решили пожениться! Просим вашего благословения.

Татьяна Васильевна охнула, но взяла себя в руки, молвила:

- Слава Богу! – и перевела взгляд на Алексея, требуя его согласия.

А тот и запамятовал, что назвал Капку племянницей. Поднялся, строго спросил:

- Хорошо ли вы продумали свое решение?

- Хорошо, - пискнула Капка.

- Заявление после Рождества подадим, - добавил Игорь.

- Благословляю вас!

- Горько! – вскричал Ноиль.

- Сиди! – остановила мужа дородная Гала. – Это тебе не свадьба. Запишутся, тогда и будет «горько». За будущую семью! – Опрокинула рюмку и обратилась к жениху с невестой: - Вам испытательный срок после подачи заявления нужен?

- Зачем он нам? – ответил Игорь.

- Правильно, не стоит тянуть резину. Я договорюсь, чтобы вас сразу зарегистрировали и позвоню, когда приезжать…

После нового года к посиделкам на бревне примкнули новые лица. Постепенно колдун перестал будоражить их воображение, они стали воспринимать его, как данность. А посиделки на свежем воздухе стали походить на малый сход жителей, где обсуждалось деревенское житьё-бытьё, перемывались косточки ближних и дальних соседей и, конечно же, пересказывались и активно комментировались политические новости.

Капитолина с Игорем каждый вечер благоустраивали свое семейное гнездышко. Их супружеская лежанка поражала воображение своими размерами. На ней можно было располагаться и вдоль, и поперек, и все равно еще оставалось свободное место. В сочельник они, с помощью пробивной тетки стали мужем и женой. На Рождество Христово была устроена двухдневная свадебная гульба, в которой разговлялось чуть ли не все село.

Хоть горница и была просторной, но вместить всех желающих не могла. Потому в первый день гуляли только родня, друзья и приглашенное на торжество начальство.

Алексея усадили на почетное место около невесты, обряженной в пышное белое платье и фату. По другую сторону от Алексея сидели Вилен Григорьевич Эмблер с супругой. Тетка Гала осуществляла руководство между кухней и горницей. А сестры-бабушки то и дело подносили к глазам платочки.

Когда свадебное веселье достигло надежного градуса, Алексей с директором

вышли на веранду.

- Слухи о вас дошли до райцентра и выше, - сказал Эмблер. – Вы и в самом деле обладаете уникальными способностями. Даже глава администрации нашего района просил меня познакомить с вами.

Алексею тут же вспомнился визит к тетке Игоря – паспортистке Гале. Ее муж Ноиль с бессильным раздражением сетовал тогда, что у криминального авторитета по кличке Баклажан все куплено, и что его даже глава администрации защищает.

- У меня нет желания знакомиться, - ответил Эмблеру Алексей и ощутил исходящий от собеседника импульс недовольства ответом. - Как чувствует себя Оленька, Вилен Григорьевич?

- Прекрасно. Мы теперь спокойно оставляем ее дома одну. Я не забыл, что еще в долгу перед вами и готов немедленно заплатить любой гонорар.

- Не возьму. Но если вы дадите мне машину съездить в Самару в книжный магазин, буду вам благодарен.

- Без проблем. Какая литература вас интересует?

- О мировых вероучениях, включая апокрифы, легенды и мифы.

- У меня большая библиотека, есть религиозные издания. Готов их вам подарить.

- Дарить не надо. А почитать – не против.

- Как я понял, мы оба не любители застолий. Давайте прямо сейчас подъедем ко мне, и вы покопаетесь на полках. Едем?

- Едем.

Подгулявшие гости не обратили внимания на их исчезновение.

Директор в своей вотчине – особа неприкосновенная. Хоть и принял одну рюмку за здоровье молодых, но и за рулем он хозяин – барин. Тем более что никакой дорожно-постовой службы в Бобровке не наблюдалось. Не успел Алексей оглянуться, а их уже встретила румяная Оленька. Церемонно поздоровалась с нежданным гостем, назвав его дядей Лёшей. Она же и сопроводила его к книжным полкам.

Один шкаф полностью занимали агрономические издания. Из многих книг выглядывали закладки, чувствовалось, что хозяин пользуется ими частенько. Религиозные издания покоились вперемешку с атеистической литературой в соседнем шкафу. Библейская энциклопедия, Тора, Коран, ведические мантры, православный молитвослов, три Библии, причем одно издание дореволюционное.

Отдельной стопкой уложены брошюры. Алексей просмотрел их. Это были апокрифы, не признаваемые христианским вероучением. По соседству с ними глаза выхватили новенький корешок с надписью «Евангелие от Иуды». Вот даже как! Оказывается, и христопродавец описывал житие своего наставника. Впрочем, всего скорее, это коммерческая подделка, однако все равно любопытно.

Алексей нагрузился книгами. Спросил хозяина:

- Вы атеист?

- Почему вы так решили?

- Христианин не будет держать в доме Коран, а мусульманин – Библию.

- Я верю во вселенский разум. Все вероучения имеют один источник от недоступной нам космической цивилизации.

Не прост директор! Алексею, чтобы познать это, понадобилось знакомство с Аэолой. А Эмблер сам дошел до этого.

Усаживаясь за руль, директор вдруг сказал:

- Между прочим, вы напрасно не хотите познакомиться с главой администрации.

Алексей глянул на него с некоторым недоумением, и тот поспешил объяснить:

- Время сейчас анархическое. Многое зависит от властного лица. В какую сторону шевельнет пальцем, туда и крен. Так что с властью надо дружить.

- Только тем, кому есть что терять. Мне терять нечего. Да и не люблю я праздного любопытства.

- А если у него не просто любопытство?

- А что? Кто-то болен в семье?

Вилен Григорьевич не ответил, запустил мотор. Их ждало застольное торжество, на котором они были кем-то вроде свадебных генералов. От этой роли их пока никто не освобождал…

На второй день гулянка продолжалась, так что двери едва успевали закрываться. Поздравлять молодых являлись званые и незваные и просто желающие опохмелиться. Пришла даже тетка Матрена, одна, без Андрея. Поставила перед молодыми трехлитровую банку малинового варенья:

- Чтобы не простужались!

Затем подошла к Алексею, поклонилась ему:

- Спасибо тебе, божий человек. Отвратил моего сынка от зелья.

- Как он, тихо себя ведет?

- Тихо. Дома сидит. Боится дружков и компаний. На работу после Рождества выходит. Директор смилостивился, в сварщики его определил.

К Алексею гости проявляли поначалу не меньший интерес, чем к уставшим от гулянья молодым. Но после пары тостов интерес иссякал, и он растворялся в гостевой массе. Народ кричал «горько», галдел, затягивал песни, пил, сколько подносили, и лез к ближнему соседу обниматься.

- Опасный ты человек, - заявил Алексею, тряся жидкой бороденкой, пьяненький Наумыч. – Одно слово – колдун!

- Не бреши, старый! – тут же возразил ему слегка поддавший Амир Насыров и извинился перед Алексеем: - Не бери в голову, Николаич.

Они были, как на ладони со своими мыслями, чувствами и намерениями.

Наумыч – искатель приключений, любитель выставить себя: мне, мол, море по колено. Не прочь был побузить, схлопотать в силу немощи по мордасам. Готов придраться к кому-нибудь по поводу и без повода, будь то хоть сам колдун.

Татарин Амир – в меру молчаливый, обстоятельный, уважительный, пока его не затронут. А если затронут - его по-басурмански красивое лицо твердело, он вспыхивал, как порох, мог наговорить обидчику кучу оскорбительных слов и даже врезать меж глаз.

Алексею было известно, что Амир - вдовец, живет в Бобровке вдвоем с матерью. Дочь Алиса учится в каком-то колледже в Самаре. Навязывалась к нему в любовницы сноха Наумыча Ирка, но он невежливо отшил ее, и теперь она поливает его на всех перекрестках, обзывая то мерином, то, интеллигентно - импотентом. Никто ей не верил, потому как на выходные к Амиру приезжала из Кинеля женщина.

Алексей видел ее лишь однажды, случайно встретил их на улице. Амир ласково и горделиво представил ее:

- Моя Люмилка.

У Людмилки были живые с поволокой, порочные глаза, оценивающе глянувшие на Алексея. Амир был для нее временной пристанью. Это прочитывалось без особого труда. Он не стал просвещать на ее счет Амира. Отношения между мужчиной и женщиной – дело двоих, и вход в их мирок должен быть для посторонних «табу».

Откровенно побаивался общения с колдуном только Диоген. Даже на свадьбе старался держаться от него подальше. Наумыч, напротив, при любой возможности приставал с разговорами. Отловил его и на веранде, куда Алексей выбрался из духоты глотнуть свежего воздуха.

- Брезгуешь нами, да?

- Что болтаешь, старый? – сердито осадил его появившийся следом Амир. – Не обижайся, Николаич. Напился, вот и несет всякую ахинею.

- Кто напился? Я напился? – возмутился тот. – Я тебе сейчас покажу ахинею!

Алексей понял, что пора вмешаться. Вперился в глаза бузотера и дотронулся до его пальцев. Тот затряс бороденкой, сник и пробормотал:

- В уборную хочу.

- Вот и сходи, - одобрил его намерение Амир, - облегчись, - и, когда тот, пошатываясь, спустился с крыльца и побрел в сторону туалета, спросил:

- Ты, наверное, экстрасенс, Алексей Николаич?

- Не знаю, Амир.

- Травками тоже лечишь?

- Нет.

Амир замолчал, и Алексей уловил, что он хочет высказаться, но не решается. Не из-за робости, нет, а из опасения покуситься на драгоценное время лекаря.

- Свободного времени у меня достаточно, Амир. Излагай.

Тот не удивился, воспринял угадку, как само собой разумеющееся.

- Мы, Николаич, люди темные. Что по телевизору говорят, тому и верим. А говорят все правильно. Даже оранжевый Боря Нимцович. Сидим и разбираемся, кто сволочь, а кто – нет. Ты – человек грамотный и угадливый, знаешь больше нас. Вот и просвещай по возможности.

- Каким образом? Политзанятия проводить?

- На хрена нам политзанятия? Послушай, о чем мы толкуем, и рассуди.

- Я ведь и ошибиться могу, Амир.

- Нет, Николаич, ты не ошибешься…

Возможность ошибиться или не ошибиться представилась несколько дней спустя. С наступлением сумерек Алексей, накинув дубленку, вышел на крыльцо, чтобы включить дворовое освещение и невольно прислушался к голосам мужиков, облюбовавших бревно. Они явно приняли на грудь, но без излишка. Мужиков было семеро, но тон задавали Диоген с Наумычем.

- Небось, Газпром платит этому Куприянову тыщи, - ораторствовал Наумыч, - вот он и катит бочку на белорусов. Я так понимаю, что нашему общему государству ставит палки в колеса не Лукашенко, а олигархи. Русский народ ограбили, теперь белорусов хотят ограбить. А ихний президент - кукиш им без масла!

- Правильно делает, - поддержал приятеля Диоген. – Не мудрец, конечно, но соображает. Верно говорю!

- Он же не Ющенко, которого на Украину американцы заслали, - снова подхватил разговорную нить Наумыч. - Даже свою бабу ему подсунули.

- Какую бабу? – заинтересовался тенорок, принадлежавший сидевшему с краю молодому лохматому парню без шапки.

- Американскую. Он с ней в Киев приехал.

- Баба-то хоть красивая?

- Богатая. А богатым бабам, Димка, красота до лампочки. Нынче политики не на красоту западают, а на доллары.

- Ну, и как они в Киеве?

- Как-как.… Отрабатывают иудины серебряники, вот как. А Белоруссия – сама по себе. Там батька правит. Он такой же мужик, как и мы, из колхозников. Не дает разграбить страну.

- Но он же за наш счет живет! – возразил тот же тенорок.

- Темный ты, Димка! – фыркнул на него Наумыч. – Меньше слушай всяких куприяновых. Они свой навар отбивают. Мол, не понимают белорусы рыночных отношений, потому и не хотят платить за газ, как немцы.

- Немцы – народ правильный, - откликнулся Амир.

- А чего в них правильного? – возмутился Наумыч. – Гитлер что ли правильный?

- В семье не без урода, - проскрипел прямой, как палка, дед Петухов.

- Вот именно, - воспринял поддержку Амир. – Немцы сами осудили своего урода. Наш директор – тоже немец, а не дал разорить Бобровку.

Наумыч не собирался выпускать из рук нить диспута.

- Ты его хвалишь, потому что работаешь у него.

- Работаю. А в других деревнях работы нет.

- Мне ее и не надо. Я своё оттрубил. Если бы не рыночные отношения, жил бы на свою пенсию в 120 рубликов, как король на именинах. Пил бы казенную, а не вонючий самотряс. Короли теперь – воры и спекулянты.

Алексей понял, что обсуждается «газовая война» между Россией и Белоруссией. Он тоже видел по телевидению этот сюжет и подумал, что он очень даже недурно проплачен. Представитель Газпрома вместе с ведущей программы утверждали, что русский народ терпит убытки из-за того, что газ белорусам продается по заниженным ценам. И предлагали зрителям позвонить в студию и сообщить, согласны ли они часть зарплаты или пенсии отчислять в пользу белорусов.

Ход был явно провокационный, ставивший проблему с ног на голову и уводивший зрителей от конкретных мыслей о прибылях компании к подсчету собственных копеек. Мало найдется таких, кто добровольно готов лишиться части зарплаты или пенсии. Однако и такие нашлись.

Дозвонившиеся до студии с места в карьер начинали костерить и монополию, и ее президента. Больше всех доставалось эфирному газпромовцу. Тот отбивался, как мог. В конце концов, не выдержал, стал в раздражении пускать петуха и хамить дозвонившимся. Чтобы выручить его, ведущая программы объявила перерыв на рекламу.

Дискуссия на бревне набирала между тем обороты.

- На нефть и газ все союзные республики пахали, - с напором доказывал Наумыч. – А захапали всё олигархи. Белорусы пахали, украинцы, узбеки.

- Я тоже, когда молодой был, на трубопроводе пахал, - встрял скрипучим голосом дед Петухов, - экскаваторщиком.

- Во! А хоть одну акцию тебе дали?

- Чего?

- Акцию.

- Мне ее не надо. Мне десять тыщ надо для внука.

- Старый, – вмешался Амир, – дети и внуки теперь тебе должны помогать, а не ты им! Живешь один. А они болт на тебя забили!

- Некогда им, - стушевался дед, - работают, учатся.

- А за ягодами и яблоками, есть, когда приезжать? Я бы тоже мог в Самару или в Кинель к Людмилке перебраться. А на кого мамку оставлю?

- Каждому свое, Амир, - остановил его по праву возраста Наумыч.

- Не каждому, - буркнул тот, - на чужое желающих тоже навалом.

- Олигархи зарятся на чужое, - подхватил Диоген. - Белорусы вон, как умеют, отбиваются от них. В телевизоре тогда еще один появился, когда этот, как его, Куприянов, слинял. Журналистом представился. Симонов по фамилии, верно говорю. Он сказал, что Белоруссия для нас совсем не братская республика.

- Журналисты – все брехуны, - опять проскрипел дед Петухов. – Я Белоруссию на танке освобождал. Хороший там народ.

Алексей включил в этот момент свет на веранде. Все повернули головы в его сторону, и Амир громко позвал:

- Айда к нам, Николаич!

Алексей не заставил себя упрашивать. Диоген, придерживая на всякий случай шапку, шустро вскочил с бревна и отступил на пару шагов в сторону. Лохматого обладателя тенорка деды вытеснили с места, освобождая сиденье для уважаемого человека. Наумыч тут же уселся рядом с Алексеем:

- Скажи, Николаич, белорусы нам братья или нет?

- Братья.

- А один журналист сказал по телику, что немцы и итальянцы нам ближе, потому что за газ по рыночным ценам расплачиваются.

- Этого человека купили.

- Я же говорил, что он прихлебатель! – воскликнул Наумыч.

Алексей оглядел мужиков и проговорил:

- Если ты бросаешь в воду камень, следи, как расходятся круги.

Мужики смолкли, наверное, представляли круги на воде. Молчание нарушил Наумыч. Вздернув бороденку, он потребовал:

- Это как понимать, Николаич?

- Чем больше человек хочет иметь, тем меньше у него останется.

- Олигархов пора раскулачивать, - снова проскрипел дед Петухов.

- Один раз в России уже раскулачивали, - буркнул Амир. – А ты как думаешь, Николаич?

- Не знаю, Амир. Один умный человек сказал: «Соразмеряйте свои поступки. Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом – закон».

- Кто это сказал? – поинтересовался лохматый Димка.

- Иисус Христос.

- Правильный мужик был, - подал голос Диоген, - коммунизм хотел устроить.

- Коммунизм? – удивленно переспросил Димка. – Как Зюганов?

- Сам ты Зюганов! – пренебрежительно бросил Наумыч. – Христос – бедный был, как мы. А Зюганов – богатый.

- А я бы не отказался пожить в коммунии, - вдруг проговорил Диоген, и лицо его приняло мечтательное выражение. – Чтобы всем поровну, по справедливости.

- В коммуне вкалывать надо, Диоген! – подъел его Амир. – А ты – лодырь!

- Там бы я вкалывал, верно говорю!..

С того дня Алексей стал частым участников вечерних посиделок. И относиться к нему стали по-другому, по-свойски. Даже Диоген перестал его пугаться. Откуда-то мужики приволокли к дому второе бревно, и места теперь хватало всем.

С утра беспрестанно сыпал снег, после полудня перестал, к вечеру даже проклюнулись звезды. Игорь с молодой женой задержались в тот вечер допоздна и подъехали на мотоцикле, когда вся компания была в сборе.

- Привет бездельникам! – поздоровался он.

- Айда к нам, тракторист! – позвал его Диоген.

- Некогда.

- На хрен ты ему нужен, Диоген! У него медовый месяц, - пояснил Наумыч.

- А у твоей снохи, Наумыч, каждый месяц – медовый, - беззлобно подковырнул его Амир. - Ты бы приструнил Ирку. Твой Толян вернется, башку ей оторвет.

- Не оторвет. Он при ней, как телок. Скорее Андрюху измордует.

- Хрен редьки не слаще.

- Редька – первейшая закусь, - сказал Наумыч. – Особливо для шоферов. Гаишник велит дыхнуть, а изо рта, как из уборной.

В этот момент в улицу ворвались яркие фары, и у бревен резко затормозил большой черный автомобиль.

- «Лендкрузер», - с уважительным удивлением произнес Амир.

Таких крутых тачек на деревенских проселках еще не видели. Дверца «лендкрузера» распахнулась, и наружу высунулся бритоголовый тип.

- Эй, мужики! Колдун в этом доме обитает?

Мужики разом поглядели на Алексея.

- Ты что ли колдун? – тип ткнул в него пальцем.

- Я не колдун, а лекарь.

- Садись в тачку, в Самару поедем.

- За какой надобностью?

- Садись, потом узнаешь!

- Я вас не держу, можете отправляться.

- Ты – что? Офонарел?

Он что-то сказал шоферу и вылез из машины. Шофер, такой же бритоголовый, к нему присоединился. Оба направились к продолжавшему сидеть на бревне Алексею.

- Мы тебя сейчас упакуем, - с угрозой сказал первый.

Ответил ему Амир:

- Только троньте его! – встал рядом с Алексеем и достал из кармана шило.

Приезжий с удивлением посмотрел на него:

- Ах ты, чурка! – выхватил из кармана ствол и замахнулся рукоятью на Амира.

Но так и застыл мумией с поднятой рукой, как, впрочем, и его приятель, с засунутой за борт кожанки ладонью. Алексей поднялся, выдернул из руки мумии ствол. Это был старенький «ТТ». Сунул его в карман дубленки и предложил незваным гостям:

- Садитесь, где стоите.

Оба неловко шлепнулись задами на снег. Мужики, не шевелясь, и с разинутыми ртами наблюдали спектакль. Лишь Диоген успел отскочить за бревно и пригнуться.

- А ведь это быки Баклажана, - догадался Наумыч.

- Ну, и хрен с ними! – сказал Амир. - Долго они будут так сидеть, Николаич?

- Пока не поймут, что истина рождается не в драке.

- Как бы хуже не было, - опасливо произнес Наумыч. – Подымай их, Николаич!

- Не надо! – возразил ему Амир. – Пускай, как следует, задницы подморозят.

Минут через десяток Алексей скомандовал быкам:

- Встаньте!

Те поднялись, но никак не могли прийти в себя. Только встряхивали головами.

- Кто такие? – начал допрос Алексей.

- Я – Хряпа, бригадир, - ответил старший. – Он – Шишка.

- Кто вас послал?

- Тёлка Баклажана.

- Откуда про меня знает?

- Она – кинельская. Слыхала от кого-то.

- Зачем я ей понадобился?

- У Баклажана язык отнялся. Тока мычит. Доктора не могут ничего сделать.

Что-то нашептывало Алексею, что не стоит отказываться от поездки к главному недругу майора Ноиля, хотя ему и не хотелось этого делать. Все же он решил прислушаться к внутреннему голосу. Сказал посидельцам:

- Придется съездить.

Алексей заглянул в дом, предупредил Игоря, опустив подробности, о своем отъезде и отправился с заметно оробевшими и еще не отошедшими от шока братками в гости к самарскому авторитету.

Особняк, к которому они подъехали, оказался мрачным и громоздким сооружением, напоминающим каземат, хотя строители и попытались придать ему величественный вид, натыкав круглых колонн с обеих сторон мраморной лестницы.

Перед тем, как вылезти из машины, бригадир, назвавшийся Хряпой, просительно обратился к Алексею:

- Слышь, колдун, пушку-то верни, а?

Алексей протянул ему ствол, и тот, довольный, повел его в здание, через анфиладу угрюмых комнат в просторный зал. Там их встретила брюнетка с голубыми глазами, «тёлка» авторитета, как выразился Хряпа. Выглядела она вполне на уровне: на фотомодель не тянула, но что-то в ней было. Вероятно, голубые глаза в сочетании со спадающими на голые плечи черными волнами волос придавали ей загадочный шарм.

- Привезли, - доложил ей Хряпа. – Всамделишный колдун.

- Посмотрим, - сказала она.

Алексей, не присаживаясь, отрывисто спросил ее:

- Как вас зовут?

- Нэля.

- Что случилось?

- Мой друг онемел. Врачи ничего не могут сделать.

- Где он?

- В спальне.

Алексей сбросил на кресло дубленку и шапку и сказал:

- Показывайте больного!

В спальне на квадратной кровати, такой же, как у Игоря с Капкой, сидел высокой и широкоплечий мужик лет за тридцать. Нечесаные черные кудри заметно побила седина. Его можно было бы назвать красивым, если б не свернутый набок большой нос, похожий на розовый баклажан. Но все равно было в его облике нечто, что не оставляет равнодушными представительниц прекрасного пола.

К кровати придвинут журнальный столик, на котором с краю лежали стопка бумаги и толстый карандаш. А в центре красовались ополовиненная бутылка водки, тарелка с двумя надкусанными солеными огурцами и блюдо с остывшими шашлыками.

- Почему ты ничего не ел, Вася? – спросила Нэля.

Авторитет Вася, по кличке Баклажан, открыл рот, словно пытаясь ответить. А когда это не получилось, возмущенно замотал головой.

- Молчите, - сказал ей Алексей и стал пристально смотреть на безголосого Васю.

Тот выдержал его взгляд и криво ухмыльнулся.

- Господь наказал тебя за то, что ты не пожалел инкассаторов.

Глаза Баклажана потемнели. В его голове нарисовались объемистый коричневый баул, пачки денег, перетянутые цветными резинками, по сто тысяч каждая. Затем возник деревенский дом с серым забором, культяпый мужик на деревяшке, стоявший подле люка в подпол.

Баклажан схватил карандаш, подвинул к себе стопку бумаги, что-то написал крупными буквами и подвинул листок сожительнице. Алексей прочитал: «Он – мент!».

- Я – не мент, а колдун, - сказал ему Алексей.

Тот выстрелил в него свирепым взглядом, а Нэля подтвердила:

- Хряпа его в Бобровке нашел.

Чтобы успокоить занервничавшего пациента, Алексей спросил:

- Сколько заплатишь за лечение?

Выражение лица у того помягчело: раз хочет сорвать с него бабки, значит, не мент, а нормальный колдун.

- Десять штук, - ответила Нэля. - Но только после того, как он заговорит.

Вася согласно кивнул, опять подвинул к себе бумагу и написал: «Пускай лечит».

- Теперь удалитесь, - велел Алексей его голубоглазой сожительнице.

Она послушно вышла из спальни.

Не было у Алексея желания приводить в норму этого уголовника, но что-то нашептывало ему: надо.

- Ложись на кровать! – спокойно сказал он.

Мысли кривоносого Васи ворочались, как тяжелые жернова: может, замочить этого бородатого? Про инкассаторов вон вякнул! А бабки взяли хорошие, хватит им с Нэлькой и на Канары, и на Куршавель. Хрен кто найдет баул, заныканый в Кинеле у хромого Федора. Тот чист, в жмурки с законом никогда не играл! Может, все-таки замочить фраера? Не похож он на колдуна, не старый совсем. А вдруг на самом деле что-то может и сумеет голос вернуть? Ладно, поглядим!

Алексей читал его мысли, как букварь. Он ничуть не сомневался, что может уйти из особняка-каземата в любое время. Но следовало пройти этой тропой до конца и глянуть, что там, на финише.

Помедлив, Баклажан все же разлегся на кровати.

Алексей ощупал его голову, горло, уши. Велел перевернуться на живот, пробежался пальцами по позвонкам. Горячего участка не обнаружил. Обследовал ступни ног. Вася совсем не реагировал на щекотку, не нервы - канаты. Снова попросил его лечь на спину. Провел ладонями возле лица и нащупал. Это был свернутый набок нос.

- Лежать! – непререкаемо приказал Алексей, когда пациент дернулся встать.

Тот, засопев, подчинился.

Жар из болевой точки вытягивался нехотя, будто сопротивлялся. Но уходил и стекал с кистей на красный ковер на полу. Когда тепло улетучилось, Алексей неожиданно для пациента сдавил ладонями его нос.

- Ты что, охренел? – завопил Вася и тут же ошарашено смолк. Уставился на лекаря и через паузу уважительно выговорил: - Слышь, появился голос! Ты, на самом деле колдун! – собрался встать, но Алексей притормозил его.

- Два часа – постельный режим! Спальню проветрить!

- Нэлька! – крикнул Вася-Баклажан.

Та появилась в дверях и кинулась к сожителю.

- Васенька! Заговорил! – ткнулась к нему с поцелуями.

Алексей остановил ее:

- Секс не раньше, чем через два часа.

Она вопросительно взглянула на друга Васю. Тот сердито произнес:

- Как колдун сказал, так и будет. Открой все окна настежь! Расплатись, и пускай Хряпа отвезет его назад, в Бобровку.

Алексей вышел из спальни вслед за ней. Она открыла трельяжную тумбочку и достала тощую пачку тысячерублевых ассигнаций. Протянула Алексею и сказала:

- Десять штук.

- Разве речь шла о рублях? – спросил он.

- Про баксы я ничего не говорила.

Алексей сунул деньги в карман, и она проводила его на выход.